— Поехали, Мандаринка, на работу. — Улыбается и подмигивает. Что он задумал?

— Поехали, — коварно улыбаюсь в ответ. Пусть понервничает, я тоже не лыком шита, и складывать лапки не собираюсь!

Мама сердечно прощается с Хромовым, приглашая снова в гости. Когда спускаемся по лестнице, смотрю на чемодан, который он с собой тащит и спрашиваю:

— Так ты объяснил маме, что жить с нами не собираешься?

— Не ссы, рыжая, сказал, что мы пошутили. — Расслабленно выдыхаю, сохраняя спокойствие за душевное равновесие родителя. Пока он не добавляет: — Жить будем у меня.

— Вот ты придурок, Хромов. — Не выдерживаю я. — Она же сейчас родственникам растрезвонит, опять придется… — замолкаю, погружаясь в невеселые мысли. Воспоминания об унижении, которое я испытала от сочувствующих взглядов и банальных фразочек, после объявления о том, что свадьбы не будет, проносятся локомотивом по душе, цепляя колесами рельсы моего самообладания. Низко рычу, с грохотом захлопывая дверцу автомобиля, которую скот даже не подумал мне открыть, не то что в прошлый раз!

— За что ты так ненавидишь мою машину?

— Не машину, — бурчу я.

— Так я снова виновник всех бед? — усмехается скот. — А твоя мама считает иначе…

— Чтобы она не сказала, дели на два. Ее материнские чувства не дают здраво оценить ситуацию. — "Только не жалей меня, только не жалей" — в душе умоляю его.

— То есть тебя не бросал какой-то придурок за неделю до свадьбы, без объяснения причин, выставив при этом из совместно снимаемой квартиры? — загибает он свою бровь. Опять эта бровь!

— Окей, все так и было. Но я НЕ страдала неделями, НЕ рыдала в подушку и уж точно НЕ считаю, что моя жизнь кончена! Как наверняка думает моя мама…А платье я просто уничтожила за ненадобностью!

— Да я и не сомневался… — снова усмехается он. — Такие как ты скорее отрежут обидчику достоинство и сожгут его с ритуальными танцами! А страдать и заниматься самобичеванием — это не удел Мандаринок, да?

— Да что ты знаешь, — тихо произношу я. Поднятая тема мне совсем не нравится, она рождает во мне эмоции, которые я давно закопала под слоем "все у меня ещё будет". Но сейчас смотрю в насмешливое лицо блондина и понимаю, какая я жалкая. Отворачиваюсь к окну, пытаясь отвлечься пейзажем за окном от отвратительных мыслей: я совершенно никчемна, привязываюсь к мужчинам, которым не нужна, после первой же случайной ночи, не привлекаю сексуально и вызываю только желание насмехаться. Здравствуйте, я — клоун Инка-Мандаринка, всегда рядом, как шут при королевском дворе, всегда готова потешить ваши животы очередной несусветной глупостью…

Молчание в машине затягивается. Хромов, очевидно, тоже замечает тягучее напряжение между нами, поэтому решает прервать его первым.

— Знаешь, у меня замечательная мама. — Говорит спокойно, задумчиво. — И батя классный, и даже младший брат-балбес очень ничего! Глядя на них, я всегда радовался, что мне так повезло с родителями. Они почти никогда не ссорились, сколько их помню, всегда ходят за ручку, даже спустя тридцать с лишним лет! Воспитывали нас в абсолютной любви и поддерживали во всем. Для меня нет другой модели семьи, я даже не представляю, как можно отказаться от своего ребенка или бросить девушку за неделю до свадьбы. Я считаю, если ты принял решение, то должен быть в нем уверен до конца своих дней. А если не уверен — не давай обещаний. Может, поэтому я до сих пор один… Хотя очень хочу семьи.

— Или потому что трахаешь всех подряд, не запоминая лиц.

— Что? — его лицо резко меняется с задумчивого на недоуменное.

— Приехали, — говорю. — Спасибо, что подвез. — Вылезаю из машины. — Надеюсь, хрупкое перемирие, которое установилось между нами, положит конец твоим дурацким выходкам?

— И не надейся, Мандаринка, — улыбается он, и понизив голос до хриплого шепота произносит: — Осталось два дня.

С душой хлопаю дверцей его ненаглядной Тойоты и бегу к башне. И, чтоб его треснуло, вижу в холле Живило с дурацкой улыбочкой на лице и розами в руках. Только этого мне сейчас не хватало!

— Андрей, какого ты приперся? — устало произношу я. Неужели на что-то надеется?

— Это тебе, — протягивает букет и смотрит щенячьими глазами, так и не запомнил, что розы я не люблю. Тяжело вздыхаю, подбирая слова, способные донести до него, наконец, правду: я не вернусь.

— О, какие люди! — раздается сбоку от меня и я вздрагиваю. — Мало получил в прошлый раз? — Смеётся над Андреем Хромов.

Живило не остается в долгу и смело выпаливает:

— Еще раз тронешь меня и пойду в ментуру. А со своей невестой я разберусь сам, можешь идти куда шел! — вижу, как Андрей тяжело дышит. Для него такое проявление эмоций не свойственно и даже противоестественно, но твердые нотки в голосе не оставляют сомнений — это не пустая бравада, он зол и будет обороняться. Смотрю на него изучающе, пытаюсь понять, он действительно так изменился, или это так…показуха?

— Аха-ха, напугал, задрот. — Смеется Хромов, приобнимая меня за плечи. — А невеста-то уже не твоя. Просрал, так просрал, гоблин. — И обращается уже ко мне. — Пошли, Мандаринка, мы опаздываем.

Самоуверенность Хромова просто вымораживает, и во мне просыпается дух протеста. Я выскальзываю из объятий Ильи и громко заявляю:

— Иди, я опоздаю.

Он таранит меня гневным взглядом, а затем разворачивается и быстрым шагом, не скрывающим его раздражение, идет к лифту. Спустя пару минут он скрывается за закрывшейся дверью. Тоже мне герой! Возомнил себя Дон Кихотом! Решил спасать девицу от злого дракона, только вот принцесса и сама может все решить и за себя постоять, и совсем не хочется быть обязанной принцу!

— Что это значит, Пышка? — просыпается дракон.

— Не называй меня так.

— Прости, — тут же вся бравада с Живило спадает, и он тихо спрашивает. — Ты что, с ним?

— Я — сама по себе. — Гордо отвечаю. — Но это не отменяет того факта, что у нас с тобой все кончено. Ты прости, Живило, что заявилась к тебе тогда и что дала ложную надежду. Но я тебя больше не люблю. И в этом только твоя вина. Держи, — протягиваю ему розы назад.

— Нет, оставь себе, — зло произносит он, а затем буквально вылетает из здания, цепляя по пути входящий поток людей.

Могла, наверно, помягче, но, если честно, я хотела причинить ему боль. Причем в большинстве своих фантазий — физическую. Но пусть все закончится так. Он моих чувств не жалел, и я не должна. Прощай, Живило, надеюсь больше никогда в жизни тебя не увидеть.

Поднимаюсь на родной двадцатый с улыбкой на губах. С сердца будто сняли груз, словно в конце длинного грустного письма, наконец, поставлена точка. Так вот ты какой — закрытый гештальт. Вдохновляющий!

Прохожу к своему столу, здороваясь по пути с девчонками, и располагаю цветы в дежурной вазе на своем столе. Пускай я не люблю эти банальные красные бутоны, но вполне принимаю их как знак завершения тяжелого периода в своей жизни. Я улыбаюсь, смотря на них, ровно до того момента, как вижу в дверях пышущее гневом лицо.