После долгих переговоров с египетскими бюрократами — потомки разрушителей древнеегипетской цивилизации сегодня считают себя её наследниками и хранителями — члены экспедиции с огромным волнением разобрали стену и вскрыли каменную глыбу. Там обнаружилась герметичная бронзовая капсула. На позеленевшей от окислов поверхности изумлённые исследователи обнаружили не только египетские картуши, но и надписи на арамейском языке. Эта версия арамейского оказалась настолько древней, что никто из специалистов сначала не смог расшифровать их значение. Лишь использовав разработанную с помощью Агентства Национальной Безопасности США компьютерную программу, учёные смогли определить, что надписи были призваны предупредить нашедших капсулу о серьёзных проблемах, могущих возникнуть при попытке её вскрыть. Проблемы эти варьировались от страшной кожной болезни до вечного мучения в месте, по описаниям напоминавшее то ли один из кругов Ада, то ли угольные шахты в Сибири. Стало понятно: что бы ни хранилось в бронзовом сосуде, имело немалую историческую ценность. Рентгеновское обследование показало, что внутри, видимо, находился документ из пергамента. Если бы это оказалось правдой, то он мог стать самым древним сохранившимся письменным памятником из подобного материала. После дополнительных изматывающих душу переговоров с местными бюрократами и неизбежного «бакшиша» англичанам под немалый денежный залог позволили вывезти капсулу для вскрытия в специальной лаборатории Британского музея. Бронзовый сосуд открыли в наполненной инертным газом камере, напоминающей те, в которых работают с особенно опасными вирусами и отравляющими веществами. В полной тишине, прерываемой лишь взволнованным дыханием исследователей, руки в резиновых перчатках, вмонтированных в толстую стеклянную стенку, мучительно долго производили все необходимые манипуляции с алмазной пилой и прочими механическими приспособлениями. Наконец чисто срезанная крышка, за многие тысячи лет намертво прикипевшая к стенкам капсулы, отпала, глухо ударившись о дно камеры. Все присутствовавшие всё так же молча переглянулись.

Два резиновых пальца погрузились в цилиндрический сосуд и всё так же медленно извлекли из него свёрнутый в трубку документ с хорошо сохранившейся восковой печатью. На печати можно было легко разобрать египетский картуш, ранее виденный лишь двумя смертными, ныне живущими на Земле.

Один из них — наша героиня Мари — сейчас, наморщив лоб, смотрел на фотографическую копию документа, способного стать сенсацией почище древней библиотеки, найденной в середине 40-х годов XX века в Кумране. Чудовищно архаичный арамейский язык пергамента, найденного в капсуле, с трудом поддавался прочтению. Несмотря на прекрасное качество хорошо сохранившегося текста, некоторые слова, казалось, не имели смысла, а иные были просто неизвестны современным лингвистам. Лишь несколько людей во всём цивилизованном мире обладали квалификацией, теоретически позволявшей прочитать древний текст. Один из них работал в музее естественной истории в Нью-Йорке, двое — в Лондоне и двое — в Санкт-Петербурге. Никто из них, однако, не смог продвинуться далее определения жанра документа. Все они согласились, что он был чем-то средним между завещанием и пророчеством. В остальном же мировые лингвистические светила лишь с глубочайшим сожалением признали свою беспомощность. Русские посетовали на то, что их учитель — академик, выдающийся египтолог, лауреат Ленинской премии и знаток древних языков — умер ещё в советские времена. По антинаучным слухам, усиленно и, как всегда в таких случаях, безуспешно подавлявшимся властями, последним научным проектом академика стала расшифровка папируса, посвящённого добровольному уходу из жизни. После окончания работы выдающийся учёный, как и было предписано в древнем трактате, лёг в один из музейных саркофагов, прочитал вслух рукопись египтян и… умер. На спокойном лице покойного осталась удовлетворённая улыбка в последний раз оказавшегося правым исследователя. С тех пор немедленно изъятый документ находился в том же секретном месте, что и предсмертные признания Сталина, имена настоящих убийц Кеннеди и заспиртованные останки инопланетян. По мнению специалистов из Санкт-Петербургского университета, только их покойный кумир мог разгадать тайну пророчества, начертанного чернилами органического происхождения на пергаменте из шкуры пока не определённого животного. Но они ошибались. Сидевшая в полном сигарного дыма лондонском баре красивая сероглазая женщина обладала способностями, которые даруются Высшим Существом только тем, кого оно решило облагодетельствовать или погубить.

По-детски шевеля губами, Мари читала документ в девятый раз, когда произошло чудо и всё, изображённое на таинственном пергаменте, вдруг связалось в единое целое, непонятные слова неожиданно получили смысл и сложились в ставшие понятными строчки. Мари засмеялась от радости и даже — что она по старой памяти делала чрезвычайно редко — мысленно поблагодарила Бога за своевременную помощь. «Потомку пастуха, произошедшему от сожительства с египетской рабыней… Познавшему ненависть к избранному народу… Разрушителю новой Вавилонской башни…» — читала она первую часть пророчества. Ей по-прежнему предстояло расшифровать, кем же мог быть этот загадочный ишмаэлит — потомок Авраама, выгнавшего в пустыню любовницу-рабыню с маленьким сыном, — но уже было гораздо легче! «Когда Земля приблизится к Красной планете, когда сын дракона увидит блеск звёзд, когда два колена Прародителя решат, что они должны возлюбить друг друга…» — Мари забыла про запотевший бокал белого вина на стойке и, не отрываясь, проглатывала вдруг ставшее понятным содержимое рукописи. Она не сразу поняла, что ей что-то мешает, и в раздражении прислушалась к разговору пары, расположившейся по соседству.

* * *

Случайно или нет, но четвёрка лучших кидонов Института оказалась разбита на пары именно так, а не иначе. Нашему герою Агенту было суждено перелететь через полмира — меняя самолёты, паспорта и легенды — в компании Снежной Королевы. Мало того, на последнем этапе путешествия и в самой Англии им предстояло разыгрывать из себя супружескую пару — канадца и американку. Что, естественно, как минимум, подразумевало проживание в одном гостиничном номере. По крайней мере, этот номер был двухкомнатным. Всю первую проведённую под одной крышей ночь Агент-Аналитик проворочался на диване. Молчаливое присутствие за тонкой стенкой во всех отношениях привлекательной молодой женщины против воли заставляло его вновь и вновь прокручивать в голове возможные варианты того, как бы к ней присоединиться наиболее естественным и безопасным образом. Попросить таблетку от головной боли? Сказать, что на диване неудобно? Пожаловаться на страх темноты? На все эти вопросы можно было получить и доброжелательное приглашение пообщаться, и обидно-унизительный ответ. Например, за таблеткой могли послать вниз к консьержу или даже ещё подальше. А насчёт боязни темноты вполне мог последовать совет запереться в ванной комнате и включить свет. Или же вернуться в детский садик. В результате Аналитик забылся лишь под утро. Как провела ночь его соратница по оперативной работе, он не знал. Она была как обычно холодна, вежлива и чрезвычайно соблазнительна.

Весь следующий день «супруги» провели за запоминанием огромного объёма разведывательной информации на одной из конспиративных квартир Института, находившейся в весьма респектабельном спальном районе Лондона. По иронии судьбы, недалеко — на тихой и уютной улочке возле большого парка — находилось бывшее советское, а ныне российское посольство. Агент с любопытством посмотрел на российский триколор, гордо болтавшийся над дверью. С одной стороны, он понимал, что никогда не мог переступать порога этого викторианского особняка. Вместе с тем откуда-то из глубин подсознания настойчиво просилась наружу пара странных мысленных образов. Один был связан с туалетом без туалетной бумаги — факт даже теоретически невозможный для отхожих мест островного государства. Другой неясный образ был больным человеком с зелёным лицом, в помятом сером костюме-тройке, свёрнутым на сторону пожёванным галстуком и облёванными ботинками. Аналитик не смог вспомнить, что именно так выглядел после очередного дипломатического приёма второй секретарь советского посольства. Из-за роковой ошибки работавший в КГБ дипломат вместо секретного антиалкогольного препарата выпил другую — тоже секретную — таблетку. Эту дрянь работники КГБ обычно подбрасывали своим жертвам для достижения обратного эффекта.