– Почему? – почти с жадностью спросил Ингвар.

Он убедился, как важно уметь вести дела с греками, а Боянов род имел в этом опыта на несколько столетий больше.

– Когда-то греки владели всей нашей страной до Дуная и до сих пор считают Дунай северной границей своей державы. А наши земли – своими, временно подпавшими во власть варваров. У них всегда так: земли, однажды завоеванные, они считают своими по праву навсегда, как бы дело ни обернулось дальше. Каждый василевс приглядывается, не пора ли вернуть северную границу к Дунаю. И переделывать болгарские обычаи на греческие – значит подготавливать пашню для возврата страны под руку василевсов. Но самим Печо управляют греки – он вынужден им подчиняться, потому что его власть держится на них. Но и в них он не может быть уверен. Наш брат Ивко живет при василевсах в Царьграде. Его увезли туда после его восстания, обещали держать в узилище, чтобы он не мог больше вырваться на свободу и вновь собрать войско. Печо поверил грекам, а они обманули. Ивко вовсе не держат в узилище, ему дали жену из семьи родовитых армян, богатый дом и хорошее содержание.

– И что? – Ингвар слушал с увлечением, но не все понимал. В Русской земле держава и дружина были почти еще одно и то же, а здесь – уже нет, и он не сразу мог охватить умом здешнее устройство власти. – Хорошо же!

– Мне бы царь дал дом и жену знатную, – проворчал Сигват. – Я бы не жаловался.

– Гречанку тебе найдем красивенькую! – обнадежил двоюродного брата Тородд, хлопая того по спине.

– Если Печо сделает что-то против воли греков, они сместят его с престола и посадят взамен Ивко. И у них есть право это сделать, потому что Печо женат на Иринке, внучке Романа. Он их родич, он входит в их семью, а значит, все, что принадлежит ему, принадлежит также и его тестю… деду жены, словом, главе семьи, а это – Роман. Не сватайся к дочерям василевсов, даже если одержишь победу над ними, – усмехнулся Боян. – Взять такую жену – получить не просто врага в собственном доме, но чужую руку на своем горле.

– Я и не собираюсь, – проворчал Ингвар. – У меня княгиня есть, мне другой не надо.

– Но ты ведь не крещен, тебе можно иметь несколько жен… – начал Боян, однако заметил, что Ингвар его не слушает.

К ним подходил Мистина: еще немного утомленный, с расчесанными и стянутыми в хвост волосами. Знаком поздоровавшись со всеми, он рухнул на кошму и растянулся во весь свой немалый рост с видом человека, хорошо сделавшего нужную и трудную работу.

Ингвар легонько пихнул его в плечо:

– Доволен?

– Да, – только и обронил Мистина, но за этим коротким словом слышалось: рассказал бы я вам, да вы не поймете.

У него оказались опалены волосы на руках, на запястье виднелось красное пятно от легкого ожога, из-за чего он не надел свой витой браслет, но сквозь усталость просвечивало явное довольство. Ингвар глянул на толстую плетеную цепь торсхаммера у него на шее и вдруг сообразил, чего не хватает. Второго ремешка, который был там все последние тринадцать лет.

– А ящер твой где? – У Ингвара даже в груди похолодело. – Не утопил?

И сам вспомнил: когда Мистина вчера стоял на корме возле мертвеца, при свете факела в руке было хорошо видно, что на его обнаженном теле нет ни одного оберега. Ни единого знака принадлежности к роду человеческому, полная открытость Нави.

– Дома оставил.

– Дома? – Ингвар удивился, поскольку не помнил случая, чтобы побратим расстался с подарком покойного стрыя. – В Киеве? Ты ж говорил, в нем твоя жизнь!

– Так и есть. И раз уж моей жизни в походе нет при мне, я и потерять ее не могу, верно?

– Свистишь?

Мистина помолчал, потом ответил:

– Нет. Если бы она была со мной… Как знать… Я мог бы и не вернуться.

Он обмирал и невольно опускал веки, вспоминая тот вчерашний миг решимости – или жгучего соблазна остаться на корабле и попробовать заглянуть… За те ворота. Понимал, что это была бы ошибка, и был благодарен норнам – или суденицам, – что выгнали вон от своего порога. Было жутко, и одновременно мысли о пережитом ночью приносили пронзительное наслаждение.

И богиня Нави тоже осталась довольна. Добравшись до своего шатра, он вытерся какой-то тряпкой, что Бер сунул ему в руки, натянул сорочку, рухнул на кошму и будто в прорубь канул. И снились ему такие сны, что сейчас было немного неловко смотреть на Ингвара, хоть он и улыбался своему стыду. Ведь ни побратим, ни даже прекрасная жена побратима здесь ни при чем. Сама богиня в его снах приняла наиболее желанный для него облик.

– Ты убедился, что я рассказал вам правду о Белом острове? – негромко спросил Боян.

Мистина с пониманием глянул на него. Общими усилиями они вчера проводили Чернигу как нельзя лучше, и теперь Мистина испытывал к болгарину даже некое братское чувство. Хотя, весьма возможно, их представления о том, куда же они отослали душу старика, несколько различались.

– И я советую вам съездить туда, – продолжал Боян.

– Нет, – коротко, но непреклонно отозвался Ингвар.

Взглянул на Мистину, увидел по лицу, что тот намерен поддержать просьбу, и выразительно добавил:

– Заиграешься!

– Или отправь меня с твоими людьми, чтобы я сделал то, что делаю каждый год, – предложил Боян. – За меня-то ты не боишься. Если святой Андрей… владыки Белого острова останутся без ежегодного пира и даров… Они огневаются, а на море они всегда возьмут свое. Там ведь человек целиком в их власти. И если они сочтут, что лишились веселья по твоей вине…

– Нет, – повторил Ингвар. – Обойдемся без ваших владык. Они свое уж получили. Да и почему я должен верить, что ты будешь просить богов… Твоего бога за нас?

– Я про это и рассказываю тебе, разве ты не понял? – мягко напомнил Боян. – Греки держат в руках моего брата, наш престол, нашу знать и хотят забрать всю нашу землю. Они отравили моего брата Мишо, опутали и подчинили Ивко и в другой раз охотно сами натравят его на Печо, если он как царь болгар выйдет из воли Романа. Мой отец всю жизнь сражался с ними и побеждал, он был так силен, что мог захватить и сам Царьград и занять трон Соломона.

– Чего?

– Самый почтенный престол царьградского дворца. Отец стремился к этому, и имел право, потому что занял много греческих городов и среди его подданных появились многие тысячи греков. При нем граница проходила возле Мидии, а не под Несебром, как сейчас. Но после его смерти мой брат Печо сразу отказался от всего, чего отец достиг, и отдался во власть Романа. Он вернул грекам все земли во Фракии, что захватил наш отец! Я – последний из четверых отцовых сыновей, кто еще жив, на свободе и распоряжается своей волей. Помнит о силе и славе болгар. Любой, кто ослабит греков, отвлечет, заставит бороться с иной угрозой, – мой друг. Не враг – уж это верно.

Ингвар, Мистина, княжьи родичи и гриди – все в молчании уставились на Бояна, пораженные услышанным. Ничуть не смущенный недоверчивыми взглядами, тот вынул из-под черного кафтана золотой крест и, глядя Ингвару в глаза, поднес к губам.