Поздно.

Юный любитель грызунов услышал волшебное слово, и детские глазки вспыхнули, как габаритные огни автомобиля:

— Клы-ы-ыса!

— Где крыса? — Второй ребенок тоже задрал голову.

— Это не дом, а воздушный замок на песке! — возмутилась Ирка. — Потолки матерчатые, стены бумажные, а в системе вентиляции не воздух циркулирует, а кры…

— Крыша в этом доме тоже так себе! — Я заглушила подружкин монолог своей репликой, изобретательно спрятав опасное слово. А мелким авторитетно заявила: — Никакая это не крыса, успокойтесь.

— А кто же? — спросила Ирка, желающая успокоиться больше, чем кто-либо из присутствующих.

Я с укором посмотрела на нее. Ну, откуда я знаю, кто, кроме крысы или мыши, может бегать по потолку?

— Черовек-Паук? — предложил свою версию сын поэтессы — потомственный фантазер.

— Очень, очень может быть! — благосклонно кивнула я. — Только он маленький еще.

— Болел в детстве, — пробормотала Ирка.

— Такой, знаете, человечек-паучок. — Я не позволила сбить меня с курса. — Детеныш Человека-Паука. Не будем пугать его, пусть растет большим и сильным супергероем.

— И ловить его тоже не будем, — с нажимом сказала Ирка, оценив, как засверкали глаза азартных пацанят. — Вырастет — сам к нам прилетит и спасибо скажет.

— Спасибо-то за что? — не поняла я.

— За мир во всем мире!

Ирка с усилием нажала на вихрастые макушки, возвращая внимание деток тарелкам, и, дождавшись, пока они снова заработают ложками, тихо спросила меня:

— Они же еще маленькие и не дотянутся до потолка, ведь правда?

Я как-то сразу поняла, что речь не о маленьких грызунах и даже не о младенцах Человека-Паука, а потому не стала обнадеживать подружку:

— Ну, если ты снимешь с окон шторы… Хотя… Если со спинки дивана залезть на книжную полку, а оттуда на шкаф…

Я не сомневалась, что мелкие, если им что-то понадобится на потолке, найдут способ до него добраться.

— Тише! — Ирка бесцеремонно закрыла мне рот ладонью. — Ты с ума сошла — прокладываешь им маршрут!

Мы опасливо покосились на пацанов, но они как раз по уши занырнули в чашки с чаем.

Закончив ужин, детки перебрались на диван играть в лото.

Ирка самоотверженно переместилась к мойке с грязной посудой, а я задумалась и задержалась за столом, ложкой выводя узоры по сметанно-масляной лужице на дне пустой тарелки.

— Что ты там вылавливаешь? — не выдержала Ирка.

— Мысль.

— А в голове ни одной не осталось? — съязвила подружка.

Я поглядела на ехидину в равной степени беззлобно и бессмысленно.

При виде столь нетипичной кротости подружка заволновалась:

— Леночка, ты хорошо себя чувствуешь? Такая тихая, как мышь, прибитая метлой!

— Вот! — Я оживилась и взмахнула ложкой, как гаишник жезлом. — Точно! Мышь! И боты!

Ирка вытерла руки полотенцем, села за стол напротив меня, подперла подбородок ладошкой и задушевно спросила:

— Мышь в ботах? Ну-ка, ну-ка…

В ласковом голосе подруги отчетливо зазвучали интонации доброго доктора-психиатра:

— Мышь в ботах — это что-то сказочное, типа Кота в сапогах?

— Нет! Помнишь, ты обнаружила на плинтусе клок посторонней шерсти? — Все той же ложкой я потыкала в пол. — Я поняла, откуда она!

— И откуда же? — Добрый доктор был полон самого доброжелательного интереса.

— Это Мышь зацепилась за гвоздик ботиком!

— Ага, навязчивая идея, — тихо пробормотала доктор Ира.

— Да что тут навязчивого?! — Я рассердилась. — Мышь — это тот тип в сером прикиде, который стукнул меня по голове, и он был в войлочных ботах! И знаешь, что самое интересное?

— Слушаю, батенька, слушаю!

— Матенька, — поправила я. — В смысле, матушка я.

— Святая мать? Это, пожалуй, уже целая мания величия…

— Да какая мания!

Тут я психанула, швырнула стальную ложку в мойку, и она загудела, как колокол.

Надо признать, к теме святой матери это шло.

— Самое-то интересное, что в таких же серых войлочных ботах был знаешь кто?

Я задала вопрос и поспешила сама же на него ответить, пока Ирка не спорола еще какую-нибудь чушь, которая собьет меня с мысли:

— В аналогичных серых войлочных ботах был перелетный мужик!

— И что?

Против ожидания, подружка не ахнула потрясенно, а пожала плечами и призналась:

— Я не знаю, из какой это сказки.

— Потому что это не сказка, а страшная быль! Я говорю про того мужика, который разбился у нас во дворе! Я видела, у него на ногах были новые серые боты из войлока!

— И-и-и?

Доброжелательного и возмутительно невозмутимого доктора страстно захотелось убить.

— Ты не думаешь, что из этого можно сделать некий вывод? — Усилием воли я распрямила загибающиеся в когти пальцы и дала тупице еще один шанс на прозрение. — Ну же, подумай, кто носит войлочные боты?

— Старушки?

— Старушки не в счет! Кто еще?!

Ирка немного подумала:

— Ну, я ношу, если честно. Зимой в доме холодно, а войлочные боты легкие и теплые.

— Зимой не в счет! Кто носит войлочные боты летом?!

— Где? Если в Норвегии, то…

— Норвегия не в счет! — Я поудобнее прихватила тарелку, решив, что все-таки стукну тугодумку. — Кто носит боты летом в Сочи?!

— Психи?

Ирка щелкнула пальцами:

— А, я поняла, о чем ты! Хочешь сказать, что войлочные боты — это некий объединяющий момент? Символ такой вроде масонского знака?

Я моргнула. Масонская ложа психов в валяных ботах — это была могучая фантазия.

— Вообще-то я всего лишь хотела сказать, что в летнюю жару на модном курорте боты из войлока могут быть востребованы лишь за одно из своих многочисленных ценных качеств, — сказала я со вздохом. — И это качество — бесшумность!

— Слу-у-ушай, а ты права! — Ирка всплеснула руками. — Даже кроссовки и кеды, уж на что прекрасная спортивная обувь, на плиточном полу скрипят! А в войлочных тапках даже я хожу не как слон, а как мышка!

— Вижу, ты поняла. — Я кивнула. — Именно, как мышка! Очевидно, что та мерзкая серость, которая тайно шарила в твоих шкафчиках, специально обула войлочные боты, чтобы ее шагов никто не услышал. И я рискую предположить, что погибший перелетный мужик тоже делал что-то предосудительное и не желал быть замеченным!