Над его кроваткой висела карта ледников Памира. Мальчик рос и учился различать тающие языки, зоны разломов, бассейны и хребты, с которых полз лед. Родители-геологи возили карту с собой.

Мальчик учился ходить по горам. Когда научился, родители посадили его на средство передвижения геолога — лошадь. К десяти годам он скакал на лошади, мог уехать из лагеря на несколько дней, разглядывать жизнь гор. Мальчик учился стрелять. Сначала из экспедиционной винтовки. Когда семья жила в Ташкенте, он записался в стрелки, собирал-разбирал пистолет, поворачивался плечом к стенду, вытягивал руку, задерживал дыхание и на выдохе жал спусковой крючок.

У мальчика были гибкие пальцы, и, решив научиться гитаре, он быстро окончил музшколу и заиграл фламенко. Когда семья осела в приуральской степи, он уже окончил институт, получив диплом с гордым словом «геофизик», и преподавал гитару в ближайшем городе — Магнитогорске.

Ему нравилось становиться мастером в чем-то новом. Взять, например, английский язык. В школе учили плохо, института при комбинате не предусмотрено, на улицах перестройка, частных курсов нет. И тогда он запускает то, что сейчас назвали бы социальным вирусом. Через друзей распространяет обращение к горожанам — приходите в английский клуб. В программе чай и спикинг, знакомства. Откликаются десятки людей, почти всех он видит впервые.

Неудивительно, что однажды он замечает, что с такими способностями можно ни от кого не зависеть и зарабатывать больше, чем в музыкалке. Причем не надо ничего изобретать. Рядом громадное производство, которое выпускает железо. За крупный сбыт идет драка с применением оружия, а мелкие партии можно перепродавать самому.

Они с другом открывают металлобазу. Потом Виталий Крючин — так звали мальчика — скажет, что увлечения развили в нем необходимые для бизнесмена качества: реакцию, интуицию, отстраненный, трезвый взгляд на диспозицию. Бизнес ревизовал эти увлечения — гитара осталась для вечеров, а вот стрельба устояла, слишком сильная привязанность.

На этом рассказ можно было бы закончить — будни металлотрейдера незамысловаты, а хобби есть у всех.

Но история Крючина только начиналась.

Однажды на улице Крючин встретил знакомого, такого же стрелка, Станислава Дубровского. Тот рассказал, что вместо унылой пальбы можно играть, как в компьютерную игру, только с боевым оружием. Называется этот спорт практическая стрельба, выдуман в 50-х американцами, которые столкнулись с тем, что пока средний полисмен разберется, куда мочить, получает несколько пуль.

Американцы возвели полигоны с плексигласовыми городками, где из-за домов в непредсказуемой последовательности высовывались плексигласовые же злодеи. Полисмены учились расстреливать их как можно быстрее.

Через год упражнений коп вытаскивал пистолет и палил, опережая умелого неприятеля. Также он перестал задевать напарника и вообще стал координированным и стрессоустойчивым существом.

Крючин начал с пистолета и, пройдя простейший курс, обставил всех на чемпионате России, а потом и в Европе. Перешел на ружье и карабин. Его жена Марина стреляла вместе с ним и стала лучшей среди европейских женщин в номинации «пистолет».

Крючин и Дубровский возглавили русскую Конфедерацию практической стрельбы. Новый вид привлекал стрелков. Ты не застываешь в одной позе и не превращаешь в пыль летающие тарелки, а двигаешься шаг за шагом по незнакомой территории, не зная, откуда появится враг. И делаешь это не в компьютерной игре, а в имитации боя, где приходится падать, прыгать, прятаться.

Когда Крючин разобрался в этой игре, он почувствовал гул призвания. Смысл стрельбы — не завалить мишени быстрее других, а научить пользоваться оружием с умом. Первое, что внедряют в сознание стрелков, — до начала огня держать указательный палец не на крючке, а вдоль ствола. Тех, кто об этом забывает, дисквалифицируют.

Один раз знакомый Крючина не поставил пистолет на предохранитель. Сын играл с оружием и выстрелил в себя, спасти не успели. Крючин узнал много таких историй и, как Ермаков, подчинил свой бизнес миссии. Он захотел просвещать тех, кто работает с оружием.

Крючин достает из стола сводки. Самые большие потери от неосторожного обращения — в армии. «Официальные цифры погибших — несколько тысяч в год. На самом деле их больше». Крючин ездит по стране и учит правильно обращаться с оружием. Над его креслом висят письма из МВД, ФСБ, ФСО. Генералы выражают благодарность: риск того, что их подчиненные поубивают друг друга и мирных граждан, теперь несколько ниже.

Магнитогорск окружен степями. В городе скучно, а когда дует ветер с комбината — гнусно. Местная элита развлекается хоккеем. Банкиры, металлурги, автодилеры сидят на трибунах и вскакивают, когда сетка ворот беззвучно глотает шайбу, — чтобы обняться или потрясти кулаком.

Крючин не жалует перебрасывание куска резины клюшками. У него своя игра. Он садится в джип, складывает в багажник ружье, пистолет и винтовку и срывается в степь.

Шоссе, вихляя, уводит к заснеженному хребту, а Крючин сворачивает на целину. Втыкает в снег злодеев из гипсокартона и отсчитывает метры. Из-за очков и бейсболки высовывается квадратная борода. (Возьми фильм с соревнований — всегда угадаешь Крючина по конфигурации бороды.)

Прицеливается. То, что происходит потом, хочется пересматривать в замедленной съемке.

За две секунды Крючин расстреливает всю банду. Еле уловимый поворот корпуса, чуть согнутые ноги, небольшой наклон вперед, короткие выстрелы.

Он тренируется на стрельбище, которое построил на свои деньги, а в горы мы заехали по пути в аэропорт. «У американцев стрельба входит в базовую подготовку полиции, и я хочу, чтобы у нас было так же», — сказал он вместо «до свидания».

Через год мне встретился его антипод.

Приехав в Нарву, я услышал об Александре Брокке. Директор кожевенного завода поселил в своих цехах технопарк, заманив предпринимателей низкой арендной платой. За три года оборот малого бизнеса в городе вырос в разы, а квартиранты Брокка произвели товара на сумму в десять раз больше, чем его фабрика.

Чтобы представить, в каких обстоятельствах действовал этот благодетель, вообразите коммуналку, разделенную пополам. Чтобы почистить зубы, одним жильцам необходимо ступить на чужую территорию; другим, чтобы зажарить яичницу, приходится нести сковородку к соседям. Так устроены отношения Нарвы (Эстония) с Ивангородом (Россия). В 1991 году их разделили неровно — в Ивангороде живут 11 000 человек, частный сектор, заводик, а в Нарве в шесть раз больше горожан, многоэтажные дома, какая-никакая промышленность, архитектура и Евросоюз.

Фабрика Брокка вынесена за пределы коммуналки, в поля, к заброшенной электростанции. Строили с размахом — пустынная территория, сеть дорог с разметкой и знаками, путаные тропинки между ржавыми стенами. Нечто среднее между сталкеровской зоной и вахтовым городком нефтяников.

Четверть века назад механик Брокк уговорил директора завода разбить рядом с вредными цехами яблоневый сад. Вскоре Эстония изверглась из состава Союза, и фабрика лишилась связей с российскими контрагентами. Когда началась процедура банкротства и директор уволился, на его место коллектив выдвинул заводилу Брокка.