Здесь выручают ассоциации…

Эти страницы я начинаю писать 12 августа 99 года. Вчера было солнечное затмение. На Урале — не полное, «на половинку». Глянул сквозь стеклышко, которое закоптила жена. Ну, затмение как затмение, видел такие и раньше. Главное же — то, что предсказанный Нострадамусом и другими вещателями будущего всеобщий конец света не состоялся. Слава Богу! А что касается отдельных и многих признаков Апокалипсиса, то они начались не вчера и кончатся, видимо, не завтра. Стоит включить телевизор и… Да ну его к лешему!

Только что вернулся с очередного совещания в поддержку журнала «Урал». Главная польза от таких совещаний — то, что есть возможность потолкаться среди братьев-писателей и журналистов, узнать новости и отвести душу в суждениях о современных событиях в литературе и политике.

По коридору, махая листом с каким-то текстом, сверкая очками и погонами носился поэт Александр Кердан. Я ухватил его за рукав и попросил объяснить мне, тупому в военном деле прозаику, кое-какие вопросы, касаемые Дагестана..

— Я, Саша, конечно, человек сугубо штатский, но даже мне кажется, что… — Ну и так далее.

Полковник по-офицерски прямо глянул мне в глаза и внятно изложил свое мнение в таких выражениях, которые здесь я приводить не стану. Главное, что мнение это вполне совпадало с моим.

Далее поэт Кердан помчался куда-то дальше, а я, глядя ему вслед, сочинил:

Я имел ввиду его большие блестящие звезды на погонах.

Саша с удовольствием записал мой экспромт, хотя ни я, ни он не знали, похожи ли три звезды на погонах хоть в какой-то степени на упомянутое созвездие.

…Сейчас, оторвавшись от клавиатуры, попробовал найти Южный крест («Crux») на штурманском звездном глобусе, который давным давно подарил мне знакомый моряк-балтиец. По вечному «закону подлости» именно это созвездие на желтом лаковом шаре оказалось полустертым. Все же разобрал кое-как, что часть его можно сравнить со звездами на полевом погоне своего коллеги.

А «в натуре» Южный крест я никогда не видел. Ни разу в жизни не пересекал экватор. Наименьшее расстояние, на которое приближался к нему, это километров двести. Когда был в Гаване.

Случилась та поездка почти полжизни назад, в ноябре семьдесят второго года. Весьма интересное было время. Тропики, Атлантика, отель-небоскреб «Гавана либре» (бывшая «Гавана Хилтон»), коктейль «Дайкири», мельканье провинциальных городков (Матансас, Пинар-дель-Рио, Канделария, Сан-Кристобаль…), старые экзотические кабачки «Бодегито дель медио», «Лос дос эрманос и «Ла каса де лос винос»; воспетый Хемингуэем портовый район Гаваны; весьма по-дружески настроенные кубинские поэты и грозовое предощущение чилийских событий, зреющих совсем неподалеку…

Удалось пообщаться даже со всемирно известным классиком и борцом против колониализма Николасом Гильеном. Правда, не столь тесно, как хотелось бы.

Когда мы, четыре члена советской писательской делегации, пришли в Кубинский союз писателей и художником, чтобы поздравить Гильена с недавним семидесятилетием, вручить сувениры и провести часок за дружеской беседой, классик поздравления и сувениры с удовольствием принял, беседой — весьма непринужденной — удостоил, но вынутую нами бутылку столичной распечатать не дал, приобщил ее к сувенирам и спрятал в шкаф. Объяснил, что распивать водку без коллег по кубинскому писательскому сообществу ему неловко, а если этих коллег пригласить, они сейчас, с утра, накачаются и весь день не будут работать. Потом, после визита, нам пришлось компенсировать «сухость» беседы в прохладном подвальчике напротив отеля — уютном заведении с телефоном начала века и старинным портретом неизвестной нам дамы на стене…

Долго собирался описать эту поездку (она стоила того) в документальной повести, да так и не удосужился… А никаких созвездий — ни знакомых северных, ни экзотических южных разглядеть в экваториальном темном небе мне тогда не удалось. Чаще всего по ночам небо затянуто было полупрозрачной дымкой (кубинцы говорили, что это предвестие близкого тропического урагана, который, к счастью, так до нас и не добрался).

Лишь один раз мне показалось, что я заметил в разрыве летящих облаков трехзвездный пояс нашего родного Ориона. Но за достоверность данного факта ручаться не могу, ввиду специфичности условий наблюдения.

Дело в том, что в тот вечер «имела быть» дружеская встреча с кубинскими коллегами в знаменитом кафе «Тропикана». Обещано было весьма смелое (по тем временам и понятием) зрелище стриптизного толка («шоу», как сказали бы сейчас). Однако вместо этого показали ансамбль из дружественной Болгарии, в котором дальше заурядных купальников дело не пошло. И с не оправдавшего наши надежды зрелища мы перенесли внимание на знаменитый гаванский ром лучших сортов.

Друзья-кубинцы учили нас пить, наливая ром на дно фужера и заполняя оставшееся пространство кока-колой (или чем-то вроде). Я же и рыжебородый Игорь Нагаев (зам. редактора журнала «Детская литература»), слегка развеселившись, сообщили друзьям, что российские традиции диктуют иные пропорции: рому полный бокал, а газировки — чуть-чуть, сверху. Кубинские коллеги попробовали и одобрили.

Что с ними стало потом, не знаю. А себя помню уже в машине — в длинном полуразвалившемся «форде», который водил шофер «ихнего» союза писателей (и художников заодно!) по имени Хесус. Кстати бывший капитан армии Фиделя (по кубинской табели о рангах ого-го какое звание!).

Так вот, этот капитан Хесус, не скованный советскими правилами безопасности движения, видимо, тоже кое-чего принял в «Тропикане», на веранде среди черных ночных пальм и цветных фонариков. По крайней мере, злополучный «форд» который вечно ломался («Трансмисьон — крак», — говорил тогда Хесус), на сей раз ехал то боком, то кормой и лишь изредка вперед радиатором. Столь удивительному способу передвижения способствовал скользкий асфальт. Через каменный парапет знаменитой набережной Малекон хлестали штормовые волны. Возможно, это начинался обещанный ураган.

Помню, что у себя на восемнадцатом этаже я вышел из лифта твердой походкой и даже сказал милой горничной-мулатке «буэнос ночес». И отметил про себя, что небоскреб «Гавана либре» слегка раскачивается. В этом не было ничего удивительного: я слышал и раньше, что верхние этажи высотных зданий при ураганных ветрах подвержены некоторым колебаниям.

Однако же следующее мое воспоминание — то, что я лежу (точнее, полусижу) на полу с головою на застеленной кровати. Ураган, видимо, продолжался, поскольку качание не стало меньше. Устыдившись своего состояния, которое недостойно советского писателя и командора парусной флотилии «Каравелла» (это свое звание я настойчиво пропагандировал среди кубинских детских писателей и даже надевал иногда штурманскую куртку), я преодолел качку и вышел на балкон.

Штормовая ночь над Мексиканским заливом мигала огнями и звездами. Проблесковый маяк Морро-де-ла-Гавана на мысу Барловенто каждые пятнадцать секунд бросал во тьму яркие двойные вспышки. А звезды то и дело вспыхивали среди клочкастых летящих облаков (которые почти сливались с тьмой). Вот тогда-то мне и почудилось, что я вижу три яркие, знакомые с детства звезды — среднюю часть созвездия Орион.