Перенос поддержки на условный Восток сопровождается отрывом от большинства городского населения. А заодно и отрывом от реальности. Не говоря уж про откровенное пренебрежение нормами закона. Тайная пропасть между ментальной Азией и ментальной Европой понемногу расширяется до советского масштаба. То, что державные очи в упор не хотят ее видеть, лишь усиливает опасность.

Округло рассуждая, что выборы 2016 г., дескать, отражают возросшую сплоченность народа в ответ на давление Запада (В.В. Путин) или дают правительству карт-бланш на продолжение прежней экономической политики (Д.А. Медведев), кремлевское руководство или само обманывается, или пытается обмануть публику. На самом деле цифры не отражают ничего, кроме возврата к советским технологиям электорального дутья. С той существенной разницей, что сегодня они считаются нормой лишь для восточного фланга, а в СССР были нормой для всей страны. Сейчас восточная «норма» опять пытается завоевать социокультурный центр страны — при активной поддержке Кремля и довольно вялом, но все-таки ощутимом сопротивлении среды. Сталинские традиции территориального менеджмента учат это сопротивление сокрушать — вместе с очагами экономического, культурного и любого другого роста. Решится ли коллективный Путин?

Многим внизу и наверху подобное представление о «норме» казалось (да и сейчас кажется) большим плюсом советской системы. Сплоченность, духовность, непобедимость… Но пришел Горбачев (точнее, его привела материальная необходимость как-то выкручиваться из глубокого хозяйственного обморока, осознанная еще Андроповым), который, кажется, искренне верил в преимущества социализма. И настолько уважал советских граждан, что решил считать их голоса более-менее честно — насколько это возможно. Тут-то фальшивое нутро системы и выперло наружу: не для того вертикаль строилась, чтобы соблюдать права граждан, выполнять обещания и улучшать условия их быта. С этим гораздо лучше управляется многократно осужденный капитализм с его «лицемерной демократией». Горбачев же со своими рассуждениями об «общеевропейском доме» оказался, мягко говоря, в ауте. И процесс пошел.

Это фундаментальная проблема. Она до сих пор не осознана в достаточной мере. Настоящая организация политического пространства СССР прямо и откровенно противоречила лозунгам, начертанным на его знаменах. На этом подспудном противоречии сломали себе шеи Хрущев и Горбачев, достаточно наивные для того, чтобы строить «социализм с человеческим лицом» и верить, что эту систему можно заставить служить народу, то есть следовать собственным лозунгам. Нет, практический опыт показывает, что система строилась вовсе не для этого. А тогда для чего же?

Интересный вопрос. На нем подробнее остановимся в следующих частях книги.

А пока еще раз подчеркнем: электоральная география ясно говорит, что в современной политической динамике России определяющее значение имеют не этнические или религиозные факторы (хотя они весьма значимы, спору нет), а интересы и приоритеты элит. В том числе региональных. Тулеевские методы политического менеджмента далеко отодвинули Кемеровскую область в условную Азию в сравнении с соседними Новосибирской и Томской областями, Красноярским и Алтайским краями. Меркушкинские методы попытались превратить Самарскую область в электоральный аналог Мордовии, хотя еще недавно эти территории были на противоположных концах рейтинга. У него почти получилось, но все же область оказала слишком сильное сопротивление, и нового начальника с обломанными зубами Кремль счел за благо убрать на тихую синекуру — от греха подальше. Или другой пример: с уходом авторитарного Е. Строева из губернаторов Орловской области ее электоральное поведение с каждым циклом все меньше напоминает электоральный султанат и все больше — обычный регион конкурентного кластера, со всеми его плюсами и минусами. А, скажем, Нижегородскую область, увидевшую было горизонт при Б. Немцове, советский номенклатурщик В. Шанцев за 10 лет вполне благополучно загнал назад под лавку.

Так что ничего политически некорректного: дело не столько в национальности, почве или языке, сколько в политических нормах, приоритетах и «самоочевидных» традициях. Хотя одно с другим, безусловно, связано. Равным образом нет повода сокрушаться, что как все было, так оно и будет и от path dependence никуда не уйдешь. Уйти можно — если у элит или населения появляется желание. Хотя не слишком далеко. И, главное, не сразу. Важно, во-первых, поточнее оценить пределы возможного, сформулировать цели и выбрать направление. И, во-вторых, сознавать сопутствующие риски. И то и другое подразумевает отказ от бинарной стилистики героического эпоса и аккуратное отношение к отражающим реальность цифрам и фактам. XXI век нуждается в точности оценок — что радикально противоречит идеократическим приоритетам сталинского СССР.

Очи идентичности

Для любителей умных слов описанные процессы можно представить как постепенный переход от примордиальной формы идентичности к конструкциони-стской (конструктивистской). Здесь опять не миновать обращения к великому А. Г. Дугину с его тягой к красивым иностранным терминам, с одной стороны, и бурными протестами против засилья западного «эпистемологического колониализма» — с другой.

Что такое примордиализм? Очередной пример обмана честных и добрых советских людей со стороны коварных англосаксов. Нас опять надули, стырив исконно отечественное выражение и нарочно переделав его на свой мелкобританский лад. Бдительному русскому уху изначально ясно, о чем речь. Примордиализм недвусмысленно подразумевает, что ежели человек, допустим, родился при жидовской, хохляцкой, москальской или буржуйской морде, то этим базовым обстоятельством и определены все его интересы, верования, миропонимание и поступки. От осины не родятся апельсины! Конструктивизм, напротив, полагает, что социальная идентичность строится искусственно и может довольно быстро меняться в зависимости от смены культурного и политического курса элит. Социокультурный субстрат, конечно, тоже имеет немалое значение, но скорее как объект преобразования и управления.

В первом случае (primordial = исконный) подразумевается, что национальная идентичность задана этносом, почвой, кровью, традицией и т. п. Что похоже на правду, особенно если иметь в виду реалии прошлого и позапрошлого веков. Во втором случае (конструктивизм) нация формируется благодаря усилиям государства. Скажем, американская или швейцарская нация никак не вписывается в примордиальный шаблон крупного теоретика национального вопроса И.В. Сталина, у которого нация определяется четырьмя признаками: общностью языка, истории, культуры и территории проживания. Что за швейцарская нация такая, если у нее что ни кантон, то свой язык?! Да и американская нация тоже весьма подозрительна: не только формально закрепленный государственный язык отсутствует, но нет даже единой общегосударственной истории! Не говоря про культуру… Меж тем обе политические нации объективно существуют. Для теоретического примордиализма это проблема.

Когда Бисмарк говорит, что национальное единство можно спаять лишь железом и кровью, он выступает как конструктивист. Когда наш Федор Иванович Тютчев ему возражает, что мы-де попробуем (вам назло!) спаять его любовью, — он тоже выступает в качестве конструктивиста. Оба понимают, что нация строится (у Тютчева — паяется), хотя имеют в виду разные технологии строительства и разный вяжущий материал. Или припой.