А вот когда близкий друг и зять Тютчева славянофил Иван Сергеевич Аксаков обсуждает с членами своего кружка вопрос о нутряном почвенном или кровном родстве славянских народов — это уже типичный примордиализм. Собственно, и православие вместе с христианской любовью в понимании Тютчева тоже как бы исконный и от Господа данный цемент, скрепляющий славянские народы в одну великую «Империю Востока», единственную законную наследницу Рима и Византии. Поэтому он, как и положено гениальному поэту, ухитряется одновременно быть и примордиалистом и конструктивистом. За что ему низкий читательский поклон. Но при этом надо сознавать (тем самым умом, которому Тютчев отказывает в праве понимать Россию), что подобное возможно лишь в мире поэтических метафор, где нет границ между понятиями. Ибо на самом деле Польша и Чехия — страны славянские, но не православные, а Греция и Румыния — православные, но не славянские.

Конкретная электоральная статистика ясно говорит, что фактор этнографической «морды» для российских территорий, безусловно, имеет значение, но со временем все заметнее уступает конструктивистскому влиянию медийных потоков, пропаганды и культурных шаблонов. Хотя надо иметь в виду, что при конструировании новых идентичностей власти всегда охотно эксплуатируют примордиальные сентименты.

Сталин (теоретически вроде бы типичный примордиалист, с его четырьмя признаками) на деле смело конструировал новую советскую идентичность, советского человека, советский народ, а вместе с ними советскую картину мира и истории. Сплачивал («спаивал» тоже подходящее слово, но о нем чуть позже) единство железом и кровью. Решительно внедрял наукообразную марксистско-ленинскую мифологию на место православной «поповщины». Итог, в общем, известен: не спаялось. Что мучительным образом выламывается из патриотических представлений патриотов СССР о самих себе, о прошлом и будущем. Остается определить, что в конечном итоге важнее: идеологические представления (нас возвышающий обман) или приземленная действительность (тьма низких истин).

Сегодня А. Г. Лукашенко в своих интересах последовательно конструирует белорусскую идентичность — тоже охотно погружаясь в исторические манипуляции. Еще недавно он надеялся построить единую русско-белорусскую нацию, выдернув властный коврик из-под дряхлеющего Ельцина и взяв под контроль все постсоветское пространство до Владивостока. Но элиты ельцинской России выпестовали молодого Путина, который поставил Батьке жесткий блок. Пришлось тому переквалифицироваться в патриоты белорусского масштаба. Это проще, ибо действительно имеется некоторая примордиальная основа. И, что важнее, неограниченный конструктивистский контроль над местными силовиками, бюрократией и СМИ.

Примерно этим же заняты элиты постсоветских Украины и Казахстана. Им сложнее — субстрат разнообразнее и противоречивее («речь против речи»). Вот уже и православная общность, вопреки очевидностям Тютчева, Аксакова, Ивана Ильина, Александра Солженицына и многих других, дробится на глазах. Примордиалистские сказки иерархов РПЦ разрушаются их же собственными попытками удержать административный (то есть, по сути, конструктивистский!) контроль над «канонической территорией». В свойства тютчевской православной любви как вяжущего материала верится все труднее, зато связь официальной церкви с государственной политикой (вопреки норме, прямо зафиксированной в Конституции РФ) все очевиднее. А итог прямо противоположен ожидаемому: РПЦ не только рассорилась с украинскими коллегами, но и исключила себя из константинопольского консенсуса.

В пределах России Р.А. Кадыров решительно крепит свою чеченскую идентичность. Хотя, похоже, не прочь замахнуться и на более широкую северокавказскую. Или ему уже вся Россия по плечу? Татарстан исподволь кует свою республиканскую версию идентичности, патриотизма, истории, нации и языка. Тоже нелегко. Но тяжелее всех Путину: экая перед ним разношерстная громада. Он пытается объединить ее на основе экзотического коктейля из советских, православных и монархических мифов — без видимого успеха. Похоже, дело не только в сомнительном качестве ингредиентов, но и в том, что Россия (в своей продвинутой части) попросту переросла структурные рамки идеократии и нуждается в общности более высокого уровня, основанной на европейских принципах правового государства. Другой вопрос, возможен ли переход в это новое качество без утраты территориальной цельности, скрепленной слишком архаичным цементом. Куда будем девать султанаты?

Ученые споры между сторонниками двух теоретических схем тянутся уже лет пятьдесят. Скорее всего, в действительности имеется и то и другое, а проблема заключается в дефиците эволюционного подхода. Одно-два столетия назад, при весьма ограниченных контактах между народами и культурами, в мире доминировал примордиальный фактор: где родился, там и сгодился, органично следуя обычаям своего племени, этноса, религии или почвы. Но в эпоху Интернета и ускоряющегося обмена людьми и информацией все более ощутимой становится конструктивистская составляющая — подразумевающая активное заимствование идей, ценностей и приоритетов. А также выстраивание новых ментальных схем, включая обмен социальными мифами. Ведь самоощущение себя пролетарием (интернационалистом, коммунистом, советским человеком или, напротив, националистом, джихадистом, фашистом, монархистом и т. д.) есть явный плод конструктивизма. Вовсе не обязательно предопределенный общностью истории, территории или языка.

Процесс, как всегда, идет неравномерно и мозаично. И еще более неравномерно и мозаично осознается разными социальными группами. Три-четыре поколения назад черное население США было настолько замкнутой и подавленной группой, что формальные тесты показывали значимые отличия в средних показателях IQ от белой популяции. Что вызывало бешеные дискуссии о том, не следует ли вообще запретить подобные исследования (ибо дают «научное обоснование» для расизма). Хотя их результаты можно (и нужно) было бы толковать не в примордиальной, а в конструктивистской когнитивной рамке: дело не в плохом устройстве черных мозгов, а в плохо организованном для них доступе к образованию и культуре. Причем на протяжении многих поколений.

На этой развилке американский истеблишмент выбрал конструктивистский вектор. Страшно интересно было бы понять почему. Такая социокультурная среда или такие государственные лидеры? Или религия? На практике выбор отразился в организации мощной, дорогостоящей и продолжительной кампании по организации совместного обучения в школах и десегрегации. Были потрачены серьезные деньги на автобусную перевозку детей из разных кварталов в общие школы («басинг»), предприняты массированные усилия по адаптации этнических групп в общий культурный и образовательный контекст. Прошло всего 50–70 лет, и у США появились сперва госсекретарь, а потом и президент с черной кожей. Три поколения назад такое и вообразить было невозможно. Стало быть, проблема решена, конструктивизм торжествует, примордиализм посрамлен?

Нет, конечно. По-прежнему американские уголовники значительно чаще бывают черными. По-прежнему в Бронксе цены на жилье ниже, а улицы грязнее и опаснее, чем в белых районах. По-прежнему черные лучше играют в баскетбол, а белые в хоккей. Значит, наоборот, посрамлен конструктивизм, а торжествует примордиализм? Опять нет. Просто наши «очевидные» схемы упрощают действительность, выпячивая то, что сегодня кажется главным, и игнорируя детали, которые на данный момент выглядят малозначимыми. А по прошествии времени, наоборот, оказываются ключевыми. Для марксистов главной и универсальной очевидностью была непримиримая война классов. Прошло сто лет и выяснилось, что мир устроен сложнее и к «классам» не сводится. Расистам было ничуть не менее очевидно, что черный социум всегда будет отличаться от белого, причем в худшую сторону. И лучше даже не пытаться совместить — добром не кончится…