– А Борис почему не дома?

– Поругались из-за фотографий журналистов, – я кивнула на экран ноутбука, где по-прежнему светилось пресловутое фото. – Он усомнился в том, что я закончила отношения с Кириллом.

– Ну и муженек у тебя, конечно… Необоснованно усомнился?

– Галина Яковлевна, и Вы туда же? – на мгновение я даже обиделась и разозлилась на свекровь, но эти эмоции быстро прошли. Я понимала, что в какой-то степени она имеет право задавать такие вопросы, зная всю правду в текущей ситуации. – Необоснованно само собой. Мы встретились в одном ресторане случайно. Это была единственная наша встреча после расставания, не считая деловых переговоров.

– Я верю, Оль, верю. Для тебя всегда понятия семьи и верности были во главе всего. А Борис просто не в себе, ей богу. После собственной измены сомневаться в верности супруги! Это все кризис среднего возраста.

– Может быть, он просто чувствует, что я вру ему насчет ребенка? – я любовно погладила свой живот и глазами полными надежды посмотрела на свекровь.

– Оля, он же мужчина! Мужчины не чувствуют ничего кроме похмелья и голода. Не пытайся его оправдать, он не прав, скоро сам это поймет.

Мне хотелось верить, что Борис действительно осознает беспочвенность своих обвинений и принесет извинения.

Но еще больше мне хотелось верить в то, что обвинения мужа и впрямь не имеют за собой никаких оснований.

Ведь, если подумать, сидеть в ресторане с бывшим любовником и ощущать внутри полную гармонию – в какой-то степени измена…

Галина Яковлевна собиралась уехать к себе на съемную квартиру, но я упросила ее остаться на ночь. Почему-то спать в пустом доме было для меня сейчас невыносимо. Страх одиночества, взявшийся из ниоткуда, сковывал меня изнутри, стоило только подумать, что рядом никого не будет.

Мысли о возвращении Бориса я даже не допускала. Шестым чувством ощущала, что мужчина этой ночью будет спать далеко от меня. Ему не хватит смелости и гордости, чтобы признать свою ошибку сейчас.

Мы со свекровью сидели в гостиной перед плазменным телевизором, где крутилась не весть какая серия турецкого сериала, уплетали клубничное мороженое и здорово болтали как две старые добрые приятельницы.

Наверное, наши отношения все больше и больше походили на отношения мамы и дочки. Происходящее только сильнее сближало нас, переплетало наши судьбы и делало истории похожими одну на другую.

– Что будет после развода? – как бы между делом я вкинула в наш диалог вопрос, который не отпускал меня ни на секунду.

– Не знаю, – Галина Яковлевна как будто заготовила ответ заранее и дала его, стоило вопросу сорваться с моих губ. – Но жизнь не кончится, это точно.

– Он настроен отсудить у Вас всё и даже больше.

– А кто ему позволит? – женщина самодовольно хмыкнула и отхлебнула из горла маленькой бутылки крепкий алкоголь. – Не он один за время нашего брака обзавелся полезными связями.

– Будете судиться с ним?

Мне не хотелось, чтобы эта история любви заканчивалась так: громким скандалом и чередой судов, которые будут мусолить в прессе до изнеможения.

Возможно, мои свекры не были примером идеальной любви. За десять лет, что я была знакома с Миролюбовыми, вряд ли можно припомнить и с десяток романтичных случаев с участием этой парочки.

Однако их семья была настоящим образцом для подражания. По крайней мере, так казалось со стороны.

Вдвоем они становились лучше, поддерживали друг друга и достигали новые высоты. Они были отличными партнерами по жизни, товарищами, поддержкой и опорой.

Кто бы мог подумать, что за красивой картинкой скрываются такие проблемы…

– Я не хочу оставить мужа с голой задницей, – немного поразмыслив, Галина Яковлевна добавила. – Впрочем, хочу, но не буду так делать. Да и у меня не выйдет, все-таки он тоже не последний человек в этой стране. Я не позволю ему оставить себя ни с чем. У меня останется приличное состояние, хороший капитал, часть семейного бизнеса.

– А холдинг? За него Вы будете бороться? Григорий Борисович хочет отсудить у Вас долю и отдать ее нам с Борисом. Точнее нашему ребенку…

– Так он в курсе о внуке? – я невольно сморщилась от воспоминаний о том случае, когда Григорий Борисович узнал о пополнении в нашей семье. – И этот подлец не удосужился поставить меня в известность! Да я как узнала, все еще на седьмом небе от счастья!

– Мне кажется, Борис сказал ему о ребенке только чтобы получить часть внимания. Чтобы отец больше думал о нем, а не о втором сыне. Как будто хотел причислить ребенка к одному из его достижений. А для Григория Борисовича внук и вовсе не радостное событие в семье, а наследник и возможность передачи бизнеса по линии Миролюбовых!

– Вот уж кто точно расстроится, когда узнает, чей род ты продолжаешь…

Я хмыкнула, хоть фраза и прозвучала несколько обидно.

– После того, как правда будет раскрыта, он через суды оставит меня с голой задницей…

– Ага, так я ему и позволю! Не бойся, Оль, ты не одна.

– Спасибо Вам за поддержку, – я прильнула к свекрови с объятиями, чтобы почувствовать материнское тепло, исходящее от нее.

Я очень переживала за Галину Яковлевну и Григория Борисовича. Как будто разводились мои собственные родители.

Конечно, я была на стороне свекрови из-за женской солидарности и обыкновенного здравого смысла. Мне хотелось, чтобы свекр получил по заслугам за свои неверность и обман.

Галина Яковлевна заслуживала честного отношения к себе, заслуживала счастья и той жизни, которая даст ей возможность раскрыться как женщине и как личности.

Но где-то в глубине души сидящая во мне маленькая девочка, которую растили на сказках о прекрасных принцах и принцессах и рассказах о «долго и счастливо» надеялась, что никакого развода не будет.

Какая-то часть меня все еще смотрела на мир сквозь призму розовых очков и надеялась, что это лишь страшный сон, который скоро кончится. Что одним утром я открою глаза, и пойму, что не было никакой Марины, не было Корнева, не было моей беременности и второй семьи моего свекра в Италии.

Вот только почему-то это самое одно прекрасное утро никак не хотело наступать.

– Доброе утро, Настя. – не отрываясь от телефона, где вела переписку с одним из бизнес-партнеров холдинга, я поздоровалась со своей ассистенткой и, не глядя, прошла мимо нее.

– Ольга Владимировна!

Голос девушки прозвучал особенно встревоженно, и я интуитивно подняла на нее глаза.

Настя едва не плакала. Девушку трясло изнутри какой-то необъяснимой дрожью. Всеми силами она старалась сохранять спокойствие, но на накрашенных длинных ресницах висели слезинки.

Позабыв о деловой переписке, я подлетела к помощнице, на ходу скидывая с себя шубу.