— Удавилась бы, — прошептала царица, чуя грех свой.

Любила она Прошеньку-кузнеца, а замуж за царевича отдали. Против воли её и самого царевича. Как кобылу на ярмарке, так и на смотринах выбирали невесту: кругла ли телом, бела ли кожей, густа ли коса, крепки ли зубы, сохранила ли честь девичью. Третий год смотрины проводили, а никого старая царица выбрать не могла. У каждой из девиц какой-никакой изъян находила. Уже боярские дома дочерей перестали присылать, стрельцовых сестер всех пересмотрели, остались простолюдинки. Дочь пекаря посадского из Старой Дубравы никто в невесты царевичу Выславу не прочил, но когда на площади царский указ глашатай прочёл, отец почесал в затылке и буркнул: «Видно, до моей Заряны очередь дошла» и велел собираться в дорогу.

Уж как просила отца Заряна, как умоляла, но сердце его было глухо. Как выбрали девушку на смотринах и сказали, что судьбы её назначила будущей государыней стать, Прошенька-кузнец повесил на шею кузнечный молот и прыгнул в омут. Вести о том быстро к Заряне дошли. Плакала она так горько, что пожалел её жених от всей души и избил, чтобы боль телесная боль душевную изгнала. И после свадьбы царевич юную жену бил, косу на кулак наматывал, грязными словами поливал, но как родила она первенца ему, Дмитрия, так угомонился. Стал называть любушкой, душенькой, голубушкой. Одаривать стал, наряжать, и перестал попрекать семьёй пекаря. После рождения вторуши сердце царя смягчилось окончательно. Стал он Василия баловать, захваливать. Оба чадушки были похожи на отца. Росли статными, голубоглазыми. Унаследовали они и каштановые волосы. Дмитрий и Василий подрастали, и мать видела сходство сыновей с их отцом в грубо вылепленных чертах лица, властных подбородках и упрямых лбах. Только характером Василий был мягче, а Дмитрий во всем вышел копией, от того и отправил его отец подальше княжить, в материнскую сторонку. Василия держал при себе, хотя на престол он и не претендовал. Рождения Вани никто не ждал, кроме Огненного Змея.

Баба с печи летит — семь дум передумает. А если ночь бессонная, то и думок сотня, да все к одной сводятся. Кто ты, Ваня-Ванюша, и зачем на этот свет явился?

Девять месяцев мужа дома не было. Царица ходила спокойной, почти счастливой его отсутствием и мелкими домашними делами. В отсутствие отца всем Василий заправлял. Мать ему под руку советов не давала. Справлялся, как умел, да и ответ держать сыну предстояло не перед ней, а перед отцом, потому должен был к ошибкам привыкать. Изменений в себе Заряна не чувствовала, фигура её не полнела и живот не рос. А вот после той странной ночи всё в ней переменилось. А когда через три дня внезапно царь домой с дружиной вернулся, Заряна выйти к нему на крыльцо не смогла. Еле-еле добрела до опочивальни да слабым голосом девку кликнула, что нужны повитухи.

— Назло ему буду жить и сына растить, — громко сказала царица сама себе и внезапно села на кровати.

Может, сын этот Прошенькин? Ведь о нём она тосковала столько лет, его поцелуи снились постылыми ночами. И стала забывать уже Заряна, каков он был, её милый. Пока не постучал в окно нежданный гость, лица которого она так и не рассмотрела. Точно в тумане она открывала ставню, впускала запретного любовника, покорялась его воле, обвивала руками шею, прижималась станом, обретшим молодую гибкость, целовала в уста, шептала давно забытые слова. И не смутили её ни всполохи пламени в горнице, ни запах углей погасшего костра, что принёс с собой Огненный Змей. Да и кто она была такая, чтобы противиться судьбе? И муж не зря уехал, и бусы на тропинке в саду не зря, и… теперь вот родился Ваня.

Царица встала с кровати, подошла к двери и отворила ее. Из коридора пахнуло холодком. Девка, спавшая на сундуке, дёрнула пяткой и почесала нос, не просыпаясь. Царица медленно прошла в спаленку Вани и подошла к люльке. Даже за ночь её сынок вырос, люлька ему была маловата. Заряна взяла его на руки и прижала к себе. Теплое детское тельце, пахнущее молоком, мёдом, луговыми травами, добрыми снами и беззаботным завтрашним днём. Не глядя на уснувшую няньку Чернаву, забрала царица ребёночка в свою спальню, уложила на перину и рядом легла. Сразу Ваня подкатился на бочок, кулачок ей на грудь положил. Улыбнулась Заряна и уснула до утра, пока всполошившаяся нянька не прибежала сообщить о коварной покраже младенчика.

Глава 17

Крик петуха, похожий на трель пастушьей сопелки, выточенной из коровьего рога, разбудил Ваню на рассвете, и он долго не мог вспомнить, где и когда слышал такую деревенскую музыку. А когда вспомнил Кудесную поляну, на которой он с Властой прыгал через костёр, а потом потерял Красю и опозорился на всю будущую жизнь, помрачнел и спрыгнул с лежанки. «Нет, Крася, я тебя не достоин. Не рассмотрел красоту твою милую, верность тихую и кротость. Быть мне женатым на дочке бабки Яги, а иначе не спасти мне тебя, моя зазнобушка. Ведь не даст бабка носатая летучего корабля!»

— Ах ты ж, охальник, — закричала бабка Яга на петуха, — разкричалси, разоралси, молодца разбудил. В лапшу я тебя, окаянный.

— Некогда лапшой разговляться, — сурово прервал её Ваня, — неси мой кафтан, сапоги. Веди к кораблю летучему. Согласен я на твоей дочери жениться.

— Вот и молодец, вот и славненько, — залопотала старушка, показывая кривой желтый зуб, — но помни, что слово царское нерушимое. Кто клятву преступит, для того вмиг кара наступит. Уж не сумлевайся. Путь наш теперь к поганому болоту.

Без завтрака, хлебнув остывшего чаю с надкушенным и зачерствевшим пирожком, Ваня верхом на сером скакуне понизу, а Бабка Яга в ступе с метлой поверху двинулись вглубь леса. Волчище бежал резво, и царевич удивлялся своей готовности покориться судьбе. И пусть снова не он сам решал, как нужно поступить, но сыновний долг и богатырский долг надо выполнить! Пусть обещанная жена лицом не краше бородавчатой жабы, он на ней женится, а Крася… Всё рано или поздно поймёт.

Летучий корабль Ваня увидел застрявшим среди двух осин. Как он только держался и до сих пор не рухнул на землю, было не вполне ясно. Струг был изготовлен неизвестными мастерами на славу. Не более десяти аршин в