— Почему я?

«Не ты. Хесус», — надо было бы сказать Бизанкуру, но он еще не сошел с ума.

— Я понял, что с тобой надо быть максимально честным, — глядя ей в глаза, ответил он. — Это социальный проект, направленный на изучение такого явления, как чайлдфри. Ну, и не только это. Думаю, ты достаточно серьезна, чтобы тебя это не покоробило. Один из твоих клиентов — тебе лучше не знать, кто это, — богат и влиятелен настолько, что может себе позволить вкладываться в то, во что он хочет и считает нужным. Вы с ним спали, и вот настолько ты его зацепила. Я на него тоже работаю. Поверь, три миллиона для них не деньги, он же в проекте не один…

Алана помолчала еще несколько секунд.

— Я тоже буду с тобой максимально честной. Хрен бы я пошла с тобой на эту сделку, если бы ты не был так потрясающе сексуален… Знаешь, есть такой анекдот. «Я только не понял, где ты меня кидаешь», — сказала она.

«В точку, — подумал Бизанкур. — Но исходу ты даже будешь рада. Облегчение испытаешь точно».

— И что ты намерен делать с моим сыном? — подозрительно осведомилась Алана.

— Ровным счетом ничего, — расхохотался Жан-Жак. — А ты что подумала? Я его даже не увижу. Достаточно твоего согласия. А чтобы закрепить сделку, ты должна произнести: «Отдай меньшее, получишь большее». Так называется проект. Ну, вот такие у них причуды.

— Чушь какая-то… — пробормотала Алана Смит. — Впрочем, почему бы мне не произнести эту фразу. Отдай меньшее, получишь большее. И забирай эти три гребаных минуты. А мне отдай мои три миллиона.…

Она не успела договорить, как на улице внезапно громыхнуло, гулко раскатилось эхо и завыли сигнализации не меньше десятка машин. Бизанкур схватил за руку было ринувшуюся к выходу Алану:

— Походу, шина лопнула у кого-то, не отвлекайся… А что такого в этих словах? Это же основа бизнеса.

С этим было не поспорить, но она все же потянулась за своим смартфоном.

— Карлос, как у вас там, нормально? Хесус как? Мало ли что не интересовалась… Ладно, я сегодня немного задержусь, есть дела… Нет, ненадолго… Пока не знаю… Позвоню еще. Пока.

Она испытующе посмотрела на Бизанкура, а он подмигнул ей и засмеялся.

— Знаешь… — призналась Алана. — Это все какая-то дичь, но я очень надеюсь, что карточка настоящая. Я деловая женщина, но… даже для меня это слишком.

— О'кей, сейчас перезагрузим, — легко согласился Бизанкур. — Если ты способна с ходу переключиться с деловой волны на старый добрый американский трах… Впрочем, почему американский. Общемировой.

Она расхохоталась:

— Я никогда не отказываюсь от десерта. Иногда с него начинаю.

— У нас с тобой это будет вишенкой на торте, тезка, — подмигнул мнимый Алан.

— Дьявол, как же ты меня возбуждаешь! — воскликнула Алана, даже не подозревая, насколько она близка к истине.

И они продолжили свои скачки. Потому что в конечном итоге Бизанкуру было наплевать, что ее возбуждает больше — деньги или секс, — он получил свое в результате ее похоти, а она свое еще получит. А еще он хотел проверить одну теорию, которая зародилась в его голове после того, как на улице разоралась сигнализация нескольких машин.

Когда Синдзиро Такигава произнес сакральную фразу, «Отдай меньшее, получишь большее», его дом тряхнуло. Что-то произошло. Алана Смит сказала ту же фразу — и это тоже вызвало в материальном мире какое-то разрушительное действо. А значит, между произнесением этой фразы и результатом — передачей трех важных для жизни ребенка минут — есть прямая связь. Ведь оба родителя, и Такигава, и Алана Смит, знали, для чего они произносят эту фразу. Бизанкур недвусмысленно им про это рассказал. А раз так, то стоит ли ему напрягаться и выстраивать планы, как именно прикончить ребенка, олицетворяющего ту или иную добродетель, словно он обычный наемный убийца? Ведь главное уже сделано — цель обозначена, заклинание произнесено, и родители понимали, что они делают. Стало быть, и дитя, и добродетель в любом случае неминуемо сгинут, ведь именно такова цель тех сил, для которых он и продолжает свою адскую работу. Вдруг в памяти Жан-Жака всплыли слова Бельфегора: «Этот процесс запустит простое короткое заклинание». Значит, ему не нужно самому пыжиться и стараться, подготавливая акт убийства! В конце-то концов, его покровитель не кто иной, как демон лени…

Это так воодушевило его, что напоследок он показал Алане небо в алмазах — вот тут не нужно было лениться. Ее телефон разрывался от звонков, но ей было абсолютно все равно, она была очень занята…

Однако и десерт бывает съеден. Любовники распрощались, и Алана, как «деловая женщина», пошла к ближайшему терминалу, а Алан, войдя под тень ближайшего навеса, дотронулся до своего шрама на плече, с помощью которого преображался, и вышел под солнце немолодой полной дамой, одетой неброско, но дорого, в длинном легком платье и шазюбле пастельных тонов. Тут же затерявшись среди таких же праздно гуляющих туристок, Бизанкур направился к ресторанчику «У Карлоса». Почему бы не выпить кофе. Или не отведать кукурузы на шпажках по особому рецепту.

Разумеется, француза интересовали дела куда более волнующие, чем кукуруза на шпажках. Он внимательно осматривался, ища пока непонятные ему знаки. Он знал, что поймет, когда увидит хоть что-нибудь. И вот внезапный порыв ветра схватил и поволок по тротуару брошенную кем-то мимо урны газету. Она, шелестя страницами, развернулась несколько раз, как огромный нелепый бутон, распускаясь в пышный бумажный цветок, и внезапно, бросившись вбок, страстно обняла фонарный столб. Тут же завибрировала, содрогаясь, рекламная раскладушка и со скрежетом завалилась набок; затрепетали рукавами и штанинами цветные пляжные тряпки, стремясь сорваться с вешалок около магазинчика и отправиться в полет. Вот ветер, крепчая, швырнул целые пригоршни песка в лица прохожим, и те закричали, отплевываясь и пытаясь удержать свои улетающие шляпы, а шквал поднялся выше, нещадно трепля рваную бахрому пальмовых листьев. Небо загудело, натягиваясь парусом, и погнало серые стремительные облака. Враз потемнело, ударили тугие косые струи ливня, а вдалеке прогрохотали раскаты грома.

«Ну, и что же, что ливень, — сдерживал себя Бизанкур, уже видя на другой стороне улицы вывеску „У Карлоса“, — Мало ли дождей бывает здесь летом…»

Но тут впереди закричали и задвигались люди. «Нет!» — расслышал он отдельные выкрики. «Ребенок!» «Не может быть!» «Какое горе!» «Карлос!»

Жан-Жак остановился, заслоняясь руками от секущих струй и порывов ветра, уже не сомневаясь в успехе. Слишком много совпадений — вот так же внезапно налетела гроза, как у токийского храма, где безвременно почила добродетель Умеренности, а перед этим сотрясся на мгновение мир, услышав адское заклинание… Эти крики про ребенка и горе, вкупе с именем отца мальчика. Неужели получилось?! Неужели уничтожено и Целомудрие?! Он по праву мог гордиться и своей исполнительностью, и смекалкой.

Но он должен был убедиться до конца. Вот из дверей ресторанчика выскочил молодой мужчина, смуглый и бородатый; он держал на руках безвольное тельце ребенка, которое прижимал к себе, бессвязно выкрикивая: «Врача! Помогите! Да скорее же!» Его вопли перемежались рыданиями.