Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это вещи, принадлежащие Роберту Льюису Стивенсону. Шотландский писатель и поэт, живший в 19 веке. Его имя ассоциируется со знаменитым романом «Остров сокровищ». Другие произведения Стивенсона написаны в том же духе приключений и авантюризма. В музее хранятся множество предметов, которые погружают вас в мир приключений и новых открытий. Стивенсон сам много путешествовал, и среди экспонатов вы можете наблюдать много интересных вещей, привезённых им из поездок. Личные вещи писателя, – мужчина бережно проводит рукой по удочке, курительной трубке. – Здесь же стоит шкаф, который сделал и подарил Стивенсону прототип героя романа «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Уверен, вы знаете эту историю.
Мы с Анной стоим в состоянии транса, никогда бы не подумал, что в Эдинбурге есть место, которое заставит меня задуматься над прочитанными страницами в детстве. Это как попасть в мир книги, ожившей на твоих глазах. Огромный шкаф, о котором говорит мужчина, не выглядит обветшавшим. Скорее, искусно сделанный руками мастера предмет мебели, который всё ещё исправно служит для посетителей.
– Я читала произведения автора, но не знакома с историей его жизни. Всё эти вещи не выглядят разрушенными, – говорит Анна, снова берет меня за руку. – История наверняка жуткая, у вас такое серьёзное лицо.
Мужчина приглушённо смеётся, и снова его глаза затуманены мыслями.
– Мастер Броди, человек, сделавший этот шкаф, вёл двойную жизнь, был взломщиком и, в конце концов, был повешен за свои преступления, – он вздыхает. – А шкаф до сих пор проходит обработку, натирается из дня в день и напоминает о том времени. Странная история, не так ли? Достойная книги.
Анна смотрит на меня огромными глазами, я обнимаю её за плечи. Ну не думала же она, что в музее будет менее страшно, чем в самом городе.
Она тянет меня за плечо, чтобы я наклонился, и шепчет на ухо:
– Здесь немного жутко.
– Я тоже так думаю, ты думаешь, что здесь есть приведения? – её хрупкие плечики передёргивает от отвращения, детская лошадка в дальнем углу начинает издавать звуки музыки, привлекая наше внимание. – Поэтому мы и живём вместе, – целую её в лоб, и мы идём к тому месту, откуда идёт звук.
– Место, принадлежавшее по праву одному из самых известных писателей исторических романов. Хромой на всю жизнь после перенесённого детского паралича; девятый ребёнок в семье. Сэр Вальтер Скотт и его печатный станок, на котором был напечатан первый роман «Уэверли», а также его детская лошадка-качалка, – Анна увлечена рассказом о писателе, пока я рассматриваю немного жутковатую лошадку. У моих детей точно такой не будет.
Мы проходим на второй этаж, я замечаю, что всё эти портреты действительно несут в себе какую-то мистическую силу. Словно наблюдают за тобой, чтобы ты ничего не положил в карман.
– И наконец, Роберт Бернс, – мужчина подталкивает нас к столу, на котором расположены книги и исписанные пожелтевшие листы. – Это действительно народный шотландский поэт, живший в 18 веке. В те времена, когда всё шотландское было под негласным запертом, Бернс писал на языке простого шотландского фермера, пытаясь сохранить колорит и самобытность шотландской культуры. В музее представлены многочисленные рукописи поэта, его портреты.
С портрета на нас смотрит мужчина с романтичным выражением лица, в сером сюртуке, его волосы собраны в хвост, но плечи и руки выдают далеко не поэта, а работягу.
– Источник вдохновения Роберта Бернса был из жизни и тех историй, которые рассказывала ему Бетти Девидсон, двоюродная сестра его матери. Она знала множество историй о ведьмах, колдунах, злых духах и развлекала ими семью, когда они вечером собирались вокруг костра. Одна из самых знаменитых поэм Бернса «Тэм О’Шантер» родилась на основе её рассказов.
Анна перебивает мужчину:
– Я выросла на его произведениях.
Для меня это открытие, я не думал, что трусишка, держащаяся за мою руку, знает о жизни автора. Тем более о таких пикантных подробностях. Удивительно то, что она с той же силой, с которой боится, хочет погрузиться в эту атмосферу. Я не люблю подобные места просто потому, что они обычно тёмные, и стены будто давят на тебя. Решётки на окнах придают этому месту не совсем тот колорит, который хотелось бы.
Девушка снова подходит ко мне вплотную, чтобы я обнял её, оградил от страхов и мистики.
Это новое ощущение – быть для кого-то героем, который сотрёт из твоих мыслей всё страхи, прикроет собой.
– Мы можем уже идти, – говорю ей на ушко. Кожа на её шее мгновенно реагирует и покрывается мурашками. – Но если ты хочешь пощекотать нервы, у нас есть то самое место.
Она отходит от меня на несколько шагов, а я притягиваю её к себе снова, не для того, чтобы напугать. Нет, мне просто приятно ощущать её в своих руках. Избавиться от представителя музея не так просто. Он интересуется у Анны, какие книги она читала, что ещё знает. Черепашьим шагом мы движемся к двери. Мне кажется, что мы никогда не уйдём, но самое приятное, что не один я этого желаю.
– Боже, это было и интересно, и немного нудно, – усмехается она. – Интересно само место, но фанатичность человека, представляющего музей, утомляет. В следующий раз давай выберем что-нибудь более спокойное.
– Мне кажется, именно ты выбрала место. Тебя так и тянет на приключения, – смеюсь я.
Открываю для неё дверь машины и жду, когда она сядет.
– Твоя жена тоже любила такие места? – я захлопываю за ней дверь и думаю, как правильней ответить на этот вопрос.
– Моя бывшая жена прекрасная и очень талантливая девушка. – задумываюсь над своими словами. – Она огонь и лёд в одном лице. И если быть до конца честным, я не знаю, что она любит. Какие места.
Мне стыдно в этом признаваться, но я был недостаточно внимательным, чтобы теперь точно знать её вкусы.
– Но я уверен, что знаю уже много о тебе, – отвлекаю её от мыслей, Анна явно не понимает, что произошло у нас с Бэт.
– И что же? – она поднимает высоко подбородок и изучает меня.
Я завожу машину и выезжаю на дорогу, ведущую к торговому центру.
– М-м-м, ну, ты любишь бояться, но в то же время ты всегда всем интересуешься. Ты любишь щекотать нервы. Додумывать истории, возможно, даже хуже, чем всё бывает на самом деле, – поворачиваю направо и останавливаюсь на перекрёстке. – Очень много читаешь классическую литературу. Непривередлива к стилю одежды. Вкусно готовишь, но не ешь красное мясо. И ты очень живая, в то же время нежная, – как будто создана для меня, но этого я не говорю вслух.
Она сидит в пол оборота и не сводит с меня глаз.
– А ещё ты мне нравишься, – она кладёт свою руку на мою, затем наши пальцы сплетаются. Мои чувства обостряются, когда её маленькая ладонь начинает гладить мой большой палец. Невероятная нежность, желание обнять её и поцеловать. Влезть к ней в голову, чтобы понять мысли, которые посещают её в данный момент.