— Хорошо, я поняла. А в какой это комнате?

— На семнадцатом. Налево от лифта, пятая комната по коридору. Редакция современной прозы.

Я прикрыла за собой дверь и невольно подслушала обрывок разговора:

— Редакция современной прозы только тем и занимается, что графоманов гоняет!

— Ну а куда ее еще послать? Наверняка тот же случай…

И я пошла на семнадцатый.

На семнадцатом меня приняли, очень удивившись правда, спросили, как я попала в здание без пропуска, и узнав, что я их корректор, несколько расслабились и, кажется, посмеялись про себя. Рукопись тоже приняли — сказав предварительно все те же слова, что сказала мне Соня: рассказы не печатают, нераскрученных авторов не печатают, печатают жанровое — детективы, фантастику, дамский роман.

«Если что-то есть такое — приносите, посмотрим, а так, можно, конечно, издаться за свои счет — но это дорого, вы же понимаете… Но вы оставьте, нет, оставьте, конечно. Да, недели через две — это минимум. Я все понимаю, и вы тоже поймите — у нас очень много работы. Мы тексты отдаем рецензентам, сначала — но я постараюсь поставить вас в первую очередь, как сотрудника…»

Я даже не догадалась написать в файле свою фамилию — ее пришлось записывать от руки, под мою диктовку, вместе с телефоном. И опять я к этому была не готова, и в последний момент, передумав, сказала девичью — все равно менять. Марианна Паклина. Да, я знаю, смешно звучит — но что поделаешь. С фамилией мужа — Марианна Коварская — звучало бы лучше. «Мари-Анна? Анна?» Опять не слышат. Тихо говорю, да, надо громче. С вызовом надо. Так впредь и буду. «Анна. Анна Паклина». Пусть это будет псевдоним.

Выйдя из редакции современной прозы, я опять чуть было не сталкиваюсь… — чуть было не сталкиваюсь с тем же самым мужчиной. Он опять летит с дикой скоростью мне навстречу, но на этот раз я уже не смотрю под ноги, и успеваю уклониться. Он тормозит в последний момент и смотрит на меня:

— А, это снова вы? Вы нарочно, что ли, все время мне под ноги кидаетесь?

Не слишком вежливо. И на сей раз уже нет причин его извинять — но он тут «босс», и привык, видимо, со всеми так разговаривать. Хотя со мной — со мной никаких оснований нет, я не должна разрешать ему мне хамить.

— Нет, не специально.

— А что там с вашим компьютером?

— Все в порядке. Ваш сотрудник все проверил, никаких проблем.

— А вы что, не наш сотрудник?

— Нет, не ваш.

— А, так вы по договору… И что, здесь, — кивок на дверь, — здесь что, тоже вам корректуру дали?

— Нет, — говорю я, зеленея от беспардонного допроса и пытаясь сложить губы в самую ледяную улыбку, — здесь я в другом качестве.

В конце концов, если он наглеет, так почему бы и мне не последовать его примеру? Я ему ничего не должна.

— Так вы все-таки автор, а не корректор?

— Здесь автор, а там — корректор. А что, — стараюсь еще раз не менее холодно улыбнуться, — что, нельзя?

— Да нет, почему нельзя. Рукопись принесли?

— Принесла.

— Приняли у вас?

— Да, спасибо, приняли.

Ох, не видать мне этого издательства как своих ушей. Ну и ладно. Все равно самотек они не печатают, места в штате у них нет, а за корректуру они платят копейки. Наплевать. Лиза поможет, Леша поможет, Светка поможет, не пропаду. Катился бы он дальше, этот директор. Что там, кстати, было у Масяни насчет директора?..

— А что вам сейчас дали на корректуру?

Я называю книгу. Это как раз та, про которую было сказано, что она «на контроле».

— Ах, эта. Ну, смотрите, не подведите.

— Я, по-моему, еще никого не подводила.

Это я знаю, что еще просто не успела никого подвести, возможностей было мало — а он-то этого знать не может. Но он улыбается:

— Вы странная женщина. Обычно корректоры не носят в издательство свои рукописи, тем более в свои же собственные издательства — если, конечно, они с ума окончательно не сошли.

— Ну, значит, я сошла. До свидания.

Вот и поговорили. Вот и ладно. Вот и закончилась история с этим издательством, очевидно.

А через несколько дней позвонила Соня. Ей надо было в отпуск — а я не успевала. Я сидела уже не отрываясь, перестала ездить к Ивану, почти не выходила из дома — но не успевала все равно. Очень сложная рукопись оказалась, это правда, и редактором не до конца выправленная — в общем, я со своим козерожьим усердием должна была сделать все за всех — и не успевала никак.

— Ну где же вы? — кричит мне Соня в трубку. — Все горит!!!

— Соня, здесь очень много работы! Тут еще — вы, может быть, не заметили, тут еще нужна правка — я проверяю некоторые вещи, и оказывается…

— А это вообще не мой профиль! Ну, приносите, приносите, я сама как-нибудь!

— Нет, это никак невозможно, мне надо еще хотя бы два дня.

— Да какие два дня! Через два дня меня уже не будет.

— Ну не будет, что поделаешь — вы ведь ее кому-то передадите, эту книгу — или ее сразу на верстку?

— Ее уже на верстку… Ну ладно, хорошо — как доделаете, позвоните Юле — она глянет и отдаст верстальщику, а там разберемся. Только бы наверху про нее не вспомнили. Я через две недели вернусь, тогда доделаем. Да, деньги будут у Юли на той неделе…

Это называется — аврал, и еще это называется — сложности на работе, потому что мне сейчас отдуваться за то, что не доделала она, ей — за кого-то другого, а за все вместе, если в книге так и останется бардак, отдуваться, видимо, придется читателю. Это, в общем, и есть работа — раньше я не знала, на что это похоже.

Вечером я получила письмо от Светки — она написала, что работу мне нашла. Работу, надо сказать, просто прекрасную, как сперва показалось. Фирме, которая занимается продвижением какой-то продукции, я даже толком не поняла какой, но что-то интеллектуальное, требовался редактор — издавать их буклеты, писать какие-то тексты, править чужие — в общем, что-то вроде редактора-пиарщика. Зарплата приличная — то есть она, конечно, очень скромная, очень. За границу, даже в Египет, вряд ли уже поедешь, если конечно, питаться не одной гречкой и перестать покупать одежду вообще — но, во-первых, у меня сейчас и этого нет, во-вторых, я уже немного освоилась с рынком и поняла, какие на самом деле зарплаты у редакторов — в издательстве мне бы вряд ли стали столько платить. А главное — главное, у меня будет опыт, будет резюме, я буду чувствовать себя увереннее.

А писать можно и по ночам сейчас вот все равно нет времени писать — хотя я от тоски, перестав встречаться каждый день с Иваном, опять села за компьютер — и по две-три страницы в день, больше себе не позволяла — но все-таки записывала. Уж больно много новых впечатлений, жалко было терять. Минус только один — у меня совсем не будет времени на личную жизнь. Нет, два — Иван вряд ли одобрит эту работу, скажет, что надо «отсиживать». Но, может, и не скажет — и потом, я же теперь сама за себя думаю, нельзя об этом забывать. И еще один минус — не хочу и боюсь.