— Кто? Что?

— Дмитрий, — напоминает она мне. — Парень, за которого папа хочет, чтобы ты вышла замуж.

Я корчу лицо.

— Я сказала ему отменить это.

— И он это сделал. Но Дмитрий настойчив. Я думаю, он скоро вернется в Нью-Йорк. Может, вы, ребята, помиритесь, — с надеждой говорит Катерина.

О, моя милая, милая сестра.

— Во-первых, Дмитрий — сексистский засранец, который не считает, что женщины должны быть главными. Он всегда делает эти надоедливые остроумные комментарии о том, что не может поверить, что папа хочет, чтобы ты стала его наследницей, и что Рико больше достоин этого титула.

Катерина пожимает плечами.

— Да, но это безобидные комментарии. Рико никогда этим не интересовался. И Дмитрий наш друг. Мы знаем его с детства.

— Он твой друг, — отвечаю я. — Мне этот парень даже не нравится.

— Он тебе настолько нравился, что ты встречалась с ним, когда тебе было 16, — говорит она, и у меня тут же возникают воспоминания о войне. Встреча с ним была одной из самых больших ошибок в моей жизни. — Именно поэтому папа вообще поощрял этот матч.

— Что бы ни было. Нет, я даже не хочу думать о Дмитрии, не говоря уже о нем. Он остался в прошлом.

Катерина улыбается.

— Я только что сказала тебе, что он возвращается.

— Он может приехать, когда захочет. Я просто проигнорирую его, — говорю я, падая на диван.

— Я не уверена, что будет так легко игнорировать очередного босса уважаемой семьи Братвы, — мягко говорит моя сестра.

Моя голова кружится от этого напоминания. Отлично, как будто мне нужно было о чем-то еще беспокоиться. Однако я решила не акцентировать внимание на Дмитрии. Его еще нет, и это проблема, которую я решу, когда он приедет.

В остальном у моего отца все идет хорошо, пока я не направляюсь домой и не оказываюсь в момент слабости.

Тогда я решаю, что этот контроль переоценен, и даже если я не смогу увидеться с Тони, мне стоит пойти в единственное место, где я находила утешение за последние несколько недель. Крыша, на которой мы встретились, всегда будет занимать особое место в моем сердце. И у меня все еще есть ключ-карта, которая дает мне доступ к нему.

Я прошу Альберта высадить меня, а затем, прежде чем успеваю догадаться, поднимаюсь вверх. Не знаю, почему я убедила себя, что Тони здесь не будет. В моей голове нет ни малейшего шанса, что он когда-нибудь вернется в место, где его так жестоко предали. Но когда двери открываются и я выхожу на крышу, он там. Снимая рубашку. Штаны уже сняты.

Я вижу его лишь на секунду. Прямо перед тем, как он нырнет в бассейн. Раздается громкий всплеск, а затем ничего, даже рябь на воде. Я подхожу к краю бассейна и вижу его на дне. Он даже почти не двигается.

Так что я жду. Проходит несколько секунд, и я задаюсь вопросом, стоит ли мне просто уйти. Потом минута, две. К тому времени, как мы дошли до пятиминутной отметки, я начинаю волноваться. Потому что он не поднимается на воздух. И я боюсь, что он вообще не собирается дышать.

ГЛАВА 13

Тони.

Самым волнующим моментом в моей жизни стал тот момент, когда я спрыгнул с края скалы и нырнул в воду внизу. Это было опасно и безрассудно, и я мог умереть. Но ничто никогда не превосходило это чувство.

Однако пребывание в воде было вторым с небольшим отрывом. Потому что это самое близкое к тому, что я помню, каково было нырять в тот день. И мне просто пришлось напомнить себе, что если плавание напоминает мне о моей матери, это не должно быть плохо. Это по-прежнему единственное, что заставляет меня чувствовать себя рядом с ней, и сейчас мне это нужно больше, чем когда-либо.

Я понимаю, что осознание этого является первым шагом в процессе исцеления. И вот, наконец, я вернулся в бассейн, поэтому я пришел на крышу отеля. Потому что даже до того, как все произошло с Софией, это место было единственным местом, где я чувствовал себя комфортно.

И когда я ныряю в воду и опускаюсь на дно бассейна. Когда эта невесомость падает и все стихает, я не могу не задаться вопросом, почему я был настолько глуп, что так долго оставался в стороне.

Когда я наконец выхожу на воздух, чтобы подышать столь необходимым воздухом, я потрясен, обнаружив Софию Минчетти. И она снимает ботинки с широко раскрытыми глазами. Я глубоко вдыхаю, закрываю глаза, открываю их, а она все еще здесь. София делает глубокий вдох, прежде чем положить руку на грудь.

— Ты идиот! — кричит она. — Что ты там делал так долго?

Я подплываю к краю и вытаскиваю себя из воды. Затем я уделяю минуту обдумыванию своих вариантов. Я открываю рот в поисках чего-то сказать. Закрой его.

Несколько секунд смотрю на блондинку передо мной, прежде чем мой рот снова открывается, и все, что я могу сказать, это:

— Я думал, ты сказала, что тебе все равно, если я не поднимусь подышать воздухом.

— Все меняется, — бормочет она. — И ты был там около восьми минут.

— Хм, — это все, что я говорю, прежде чем пройти мимо нее за полотенцем. — Какого черта ты здесь делаешь, София? Я сказал, что никогда больше не хочу тебя видеть.

— Этот отель не принадлежит тебе, — напоминает она мне мягким голосом.

Я закатываю глаза, слегка раздраженный. Я не шутил, когда сказал, что больше никогда не хочу ее видеть. Правда в том, что я не так зол, как следовало бы, когда дело касается нее. Потому что да, она подошла ко мне с ложными намерениями. Но она также никогда прямо не говорила, что была кем-то, кем не была. И, честно говоря, это моя вина, потому что я никогда не стремился узнать о ней больше информации. Черт, все, что