— Что делать с ним?

Кажется, они обсуждают участь фракийца. Надо ли мне вмешаться сейчас?

— У него есть новая хозяйка, пусть решает сама.

Гай Марий покинул залу вместе с преторианцами и Септонием, даже не подойдя ко мне. Мое сердце встрепенулось раненой птахой и замерло… Словно в тумане я различала перед собой какие-то лица, слышала четкие приказы Оливии:

— Отвести раба в его клетку, вымыть и переодеть. Он понадобится тебе ночью? Эй, Наталия? Ты слышишь меня? Да, помогите же ей!

Я лежала на широком ложе, затянутом плотной золотистой тканью. Мне дали воды с лимонным соком, поднесли к носу склянку с какой-то пахучей гадостью. А мне хотелось только бежать вслед за Гаем, мне хотелось с ним поговорить. Хоть о чем… Я подспудно ощущала на себе какую-то вину, только вот за что именно, так и не могла разобраться. Он хотел, чтобы я отказалась от фракийца, оставила его здесь, а я поступила по-своему. Я пренебрегла советом Гая, проявила упрямый характер. Вряд ли Гай захочет еще общаться со мной. Я упустила свой шанс…

Оливия сидела рядом и хитро улыбалась.

— Ты все сделала правильно, девушка из Этруссии или как там правильно называется твоя родина… Даже я бы не додумалась так раздразнить возлюбленного… Тебе верно благоволят Боги!

О чем она только думает, эта Оливия? Ничего не понимает, я проиграла, это же очевидно… Гай обижен и ранен, и все по моей вине. Но матрона тихо смеялась и гладила меня по руке.

— Все будет хорошо! Отдыхай… так может, его все-таки привести, ты любишь свирепых мужчин, я сразу это заметила. Все нежные и скромные девушки любят горячих самцов, особенно тех, что еще не остыли от боя…

Я натянула на пунцовое лицо покрывало и замычала с досады. Вот же похотливая стерва! И как только могла обо мне такое подумать! Но Оливия смеялась от души, а потом вдруг навалилась на меня, пытаясь сдернуть с моей головы узорный покров и поцеловать в губы. Я чуть не рехнулась от такого наплыва эмоций, но кто-то вошел и матрона быстро оставила меня в покое, удалившись со своим слугой из моей спаленки, что здесь называют кубикулюм.

— Отдыхай, моя невинная голубка! В небе над тобой кружат орлы, а на земле вокруг рыщут грифоны… Остерегайся и тех и других, хотя я советую тебе развлекаться с обоими. Все в твоих руках, женщина! Только будь мудра и смела, и ты не потеряешь ни минуты удовольствия. Ибо лишь удовольствие придает острый привкус нашей скучной и жалкой жизни… Такова древняя воля Богов! Они и сами живут по таким законам…

Я пришел издалека, о женщина, милая сердцу,

Чтобы пылко обнять твои, о царица, колени.

Гомер

Следующий день принес одно беспокойство и хлопоты. Мы с Клодием спешно покидали виллу Котта. Нам дали повозку, которой управлял дюжий возничий с огромным хлыстом и двумя ножами за поясом. Рядом с этим парнем сидел Дакос, а мы с поэтом позади, на месте для «господ». Что долго объяснять — Клодий поссорился со своей «Богиней». Уж не знаю, чего они там в спальне не поделили, но утром мой благодетель пришел ко мне не свет ни заря и объявил о желании немедленно покинуть это недостойное место, где унижают благородных римлян.

Я, конечно, вытяну из него все подробности, но, кажется, дело в том, что парню надоело подчиняться и быть домашним песиком при хозяйке. Я всегда подозревала, что у Клодия есть характер и собственное мнение, а Оливия уже привыкла всем руководить и купаться в безмерном обожании. А может этот старый знакомый Септоний как-то на нее повлиял, убедил подругу бросить нищего "стихоплета"? Честно сказать, мне тоже хотелось поскорее вернуться в Рим. Ведь Гай Марий теперь там… И наши дома по соседству, так что же мне делать на вилле Котта.

В Рим! Немедленно в Рим!

Оливия даже не вышла проститься с нами. На Клодия было жалко смотреть, но он крепился, кажется, из последних сил. У меня тоже на душе кошки скребли. Возничий был невозмутим, его задача заключалось в том, чтобы сопроводить нас до города и доставить повозку в дом Оливии. Один Дакос, похоже, вовсю радовался солнечному дню. Еще бы, на арену его никто не отправит, госпожа не пристает с интимом и вообще добренькая и жалостливая, это он уже раскусил. Не жизнь, а малина… или черешня, здесь ее вдоволь.

Дакос поглядывал на меня испытующе, нисколько не стыдясь своей распухшей щеки и заплывшего глаза. А я злорадно ухмылялась в ответ, довольная, что Гай ему все-таки хорошо врезал. Бедный Гай, как он теперь со своей раненой рукой, что думает обо мне. А если мы никогда больше не увидимся, если его отправят в поход на пару лет, покорять новые просторы для ненасытного Рима? Я же умру от тоски…

Всю дорогу до города Клодий мотал мне нервы, шепча, что этот новый раб, бывший гладиатор, может всех нас легко зарезать и убежать. Главное, ему справится с возницей, а уж свернуть шею хлипкому поэту не составит никакого труда. А что до меня, то, конечно, Дакос не убьет меня сразу, а хорошенько потешится перед этим. Но меня такие разговоры совершенно не пугали, настолько я была подавлена вчерашними происшествиями и тем, что Гай Марий покинул виллу даже не попрощавшись со мной.

Мы прибыли в дом Клодия еще до наступления сумерек. Ну что ж, прощай роскошь пиров: серебро и хрусталь, розовый мрамор и золотые ткани. Прощайте завитые мальчики в надушенных туниках, что обносили гостей большими блюдами с парфянским козленком или фаршированными молочными поросятами, глубокими чашами с дарами моря — лангустами и омарами, речными и морскими угрями, а также с тигровым креветками.

Наверно, никогда мне больше не отведать маринованного зайца под соусом из лука, руты, перца и четырех фиников, а также нежнейшего бисквитно-марципанового десерта — знаменитой «кассаты».

Но в таком случае, привет вам, Элиав и Мапроник! Вы не отощали без своих хозяев? Нет? Ну и отлично! Тогда, привет ячменному супу и салату из капусты и рукколы, привет каше из чечевицы или нута. Ну, наконец-то! Я даже успела соскучиться по серым лепешкам с отрубями! И вообще, я не голодна… у меня болит душа и, кажется, ноет тело… о, нет, только не это, я даже и думать забыла, что со мной такое должно будет приключится. Где тут ближайший гипермаркет с отделом средств индивидуальной гигиены?

Я желаю увидеть полки, забитые всевозможными коробочками и пакетиками, назначение которых известно каждой женщине с определенного возраста. Такой лавки в Риме, естественно, нет и у меня не хватило ума расспросить Оливию или какую-нибудь из ее более общительных подружек. Вот же досада, понятия не имею, чем обходятся древние римлянки в такие интимные моменты своей биографии.

О, Боги! У меня начались особые дни и под рукой нет никаких средств защиты, зато рядом крутится здоровенный фракиец, а глаза молодого грека сияют неподдельным счастьем. Элиав очень рад меня видеть, это заметно и даже хитрец — Мапроник блаженно улыбается почти беззубым ртом, надеясь на более качественную кормежку. Да было бы за что, в его-то случае!