Теперь, скользя взглядом по лицам своих многочисленных новых знакомых, она почувствовала, как томительное чувство пустоты начинает сменяться волнением. Она была счастлива расстаться со своими булавками, иголками и набросками, говорить со своими друзьями, чувствовать себя хорошенькой и великолепно одетой; забыть свои тревоги хотя бы на час или два.

На ней было вечернее платье из белой кисеи, на котором красовались в виде аппликаций синие и зеленые листья аканта. У платья была открытая спина, короткие рукава с буфами и длинный шлейф. Свои каштановые волосы она небрежно собрала в узел на макушке и украсила тиарой из серебряных листьев.

Дафна, затмевавшая своей красотой всех присутствующих женщин, пришла в простом легком платье из белой кисеи, с жемчужной вышивкой на лифе. Белые атласные туфли с завязками у лодыжек завершали наряд. Марджори не могла не заметить, что вслед за ее сестрой поворачивались все головы в зале, чтобы полюбоваться ее ангельски прекрасным лицом. Марджори казалось, что ее сестра никогда не выглядела лучше. На ее лице сияла счастливая улыбка. А при ее простодушии это означало, что она и вправду была счастлива. Дафна не умела притворяться.

Их остановил сэр Литон-Джонс. Сначала он низко поклонился миссис Вэнстроу, потом поцеловал руку Дафне. Марджори поняла, чем объяснялась радость ее сестры. Дафна радостно улыбнулась, став совершенно неотразимой, и присела в очень грациозном реверансе. Затем она указала на Марджори и произнесла:

— Вы давно не встречались с моей сестрой, сэр Литон-Джонс. Не знаю, помните ли вы ее до сих пор.

Дафна улыбалась несколько поддразнивающе, и это захватило Марджори врасплох. Ей некогда было раздумывать, почему блестели глаза сестры, потому что баронет подошел к ней, вежливо поздоровался и поцеловал ей руку.

— Рад встрече с вами, мисс Чалкот! Как вы очаровательны сегодня. — Он сделал паузу, а затем продолжил с некоторой поспешностью:

— Я собирался сказать вам вежливый комплимент, но теперь понимаю, что мне необходимо поговорить с вами. Надеюсь, вы воспримете мои слова как самый мягкий упрек, который мне когда-либо доводилось делать. Вы очень огорчаете своих друзей, не покидая «Полумесяц», почти как сказочная принцесса-затворница. Я без колебаний скажу вам, что всех расстроило ваше отсутствие в течение более двух недель. И меня не в последнюю очередь! Надеюсь, что вы не станете больше избегать поездок по городу, которые доставляют такое удовольствие вашей тете и сестре! Меня начинает пугать, что вы навредите себе, лишаясь всех радостей природы. Кажется, я не перешел границы приличия, прося вас оставить хлопоты, которые привязывают вас к дому, и удостаивать общество более частыми посещениями?

Марджори несколько поразила изысканная речь баронета, но она тут же с легкостью ответила:

— Конечно, нет, но я ничего не могу вам обещать. При обычных обстоятельствах я с радостью исполнила бы такую вежливую просьбу, но у меня столько различных занятий, касающихся моей тетушки. Добавлю, что они связаны с чувством моей огромной благодарности к ней за ее доброту. Немудрено, что мой досуг значительно уменьшился.

Почти не пользуясь тростью, баронет пошел рядом с Марджори. Миссис Вэнстроу и вместе с ней Дафна с самым независимым видом медленно отправились на свои места. Тетя шествовала с истинно королевской выправкой, спускаясь по центральному проходу в потрясающем воображение туалете из пурпурного шелка и тюля, подшитого кисеей. Эффект был именно такой, на который рассчитывала Марджори. В зале раздались восхищенный шепот и восклицания. Несколько знакомых остановили тетушку и начали хвалить ее необыкновенной красоты наряд.

Миссис Вэнстроу вся порозовела от радости, видя свой успех, и царственным жестом благодарила своих подданных из общества.

Баронет понизил голос, заговорив о занятиях Марджори.

— Полагаю, вы имели в виду те прекрасные платья, которые с таким восторгом надевает ваша тетя, чтобы щеголять перед нами. — Тут он кивнул в сторону миссис Вэнстроу, которая все еще кивала головой с сияющим видом.

Марджи испуганно на него посмотрела и прошептала в ответ:

— Сэр Литон-Джонс, я не понимаю, о чем вы говорите и что вы имеете в виду. Я…

— Вам не надо ни о чем беспокоиться, — заверил он ее. — Случилось так, что Дафна подробно рассказала мне о вашей деятельности и о бескорыстии вашего доброго и великодушного нрава. Но я не стану больше рассуждать о ваших поступках, чтобы не заставлять вас краснеть, но все же хочу сказать, что восхищаюсь вашими стараниями помочь сестре.

— Ах, какой вздор, — Марджори старалась, чтобы это прозвучало весело, надеясь прервать его затянувшийся комплимент. Ей вовсе не хотелось, чтобы восхваляли ее мнимые добродетели. Она-то знала, что использует тщеславие тети в своих собственных, довольно эгоистических интересах. Вряд ли образец бескорыстия, намереваясь, подобно ей, открыть магазин платьев, сделал бы тетушку своей ходячей рекламой. — Если мы с вами собираемся быть друзьями, надеюсь, больше вы не заговорите на эту тему. Вы должны знать, что Дафна не всегда способна рассуждать правильно и разумно.

Литон-Джонс настаивал:

— Можете возражать, сколько хотите, но мне известно, какой прекрасный у вас характер. Если я иногда буду вас хвалить, придется — ради нашей дружбы — невозмутимо переносить мое восхищение.

Марджори вдруг почувствовала себя очень неуютно. Она взглянула на сэра Литон-Джонса и попыталась догадаться, почему он так говорил. Ей вдруг пришло в голову, что она предпочитала прямоту и честность мистера Раштона желанию баронета приписать ей добродетели, которыми она не обладала. Видя, что лицо его приобрело какое-то упрямое выражение, она решила не пытаться с ним спорить, а просто оставить эту тему.

Как истинный джентльмен, он последовал ее примеру и заговорил о том, какая прекрасная в последнее время стоит погода, закончив вежливыми словами:

— Надеюсь, вы не обидитесь, если во время концерта я буду сидеть рядом с вашей тетушкой.

— О нет, как же я могу обидеться, — откровенно ответила Марджори — после того как вы показали себя настоящим другом моей сестры и тети. — Затем она попросила рассказать, как ему понравилось путешествие по каналу. — Даю вам слово, я ужасно расстроилась вчера, когда сидела взаперти в доме тетушки и размышляла о прекрасных видах, которыми вы любовались.

Он загадочно ответил:

— В таком случае я ни слова не скажу об этих красотах. Вместо этого уверяю вас, что, если бы вы были с нами, солнце светило бы ярче, листья на деревьях трепетали бы радостнее от дневного ветерка, а я был бы счастливее всех на свете.

— Вы слишком добры, — Марджори улыбнулась, снова думая, что, если бы не чрезмерность его комплиментов, он был бы именно тем человеком, который сделает Дафну счастливой. Когда несколько слуг начали тушить свечи в подсвечниках у стен, она воскликнула:

— Ах, подумать только! Неужели мы пришли так поздно, что музыканты уже берутся за инструменты?