В заговорщической манере он наклонил к ней голову, когда все рассаживались по местам, и прошептал:

— Миссис Вэнстроу известна тем, что занимает свое место лишь за долю секунды до начала концерта.

Марджори рассмеялась и быстро прижала веер к губам, когда тетя обернулась к ней и нахмурилась.

Она была очень довольна, и лишь одна вещь расстраивала ее. Когда музыканты заиграли «Музыку для королевского фейерверка» Генделя, Дафна не сидела рядом с сэром Литон-Джонсом.

Грегори Раштон сидел всего в трех ярдах от Марджори. Он с трудом следил за концертом. Казалось, его взгляд приковывала та часть зала, где сидела она, выпрямившись и изящно наклонив голову. Он нашел, что она его ужасно отвлекает. Жаль, что он не сел прямо позади нее на дюжину рядов дальше, чтобы никогда не видеть ее прекрасный профиль. И еще эта ее чертовски очаровательная улыбка. Не до музыки, в самом деле!

До этого Раштон считал такие концерты одним из наиболее привлекательных моментов в жизни батского общества. Здесь более четверти века чтили Генделя и, соответственно, нередко исполняли его произведения. Ребенком он слышал, как несравненная мисс Элизабет Линли исполнила несколько сольных партий из ораторий Генделя. С тех пор Раштона навсегда покорила эта сильная и блестящая музыка.

Но как он мог наслаждаться «Музыкой для королевского фейерверка», видя изящную шею Марджори, ее улыбку и постоянно вспоминая о ее поцелуях?

В перерыве между частями она засмеялась в ответ на какие-то слова сэра Литон-Джонса. Со своего места он увидел, что ее глаза сияли так, будто ей были очень интересны рассказы собеседника. О, эти ясные, блестящие драгоценные камни фиалкового цвета, в которые он столько раз вглядывался, теряя голову.

Раштон решил, что уже больше с ним этого никогда не случится. Он отвернулся от Марджори, посмотрел на собравшихся, не обращая внимания на Сомерсби, который сидел справа от него и привычно дергал свой носовой платок, в пятый раз слегка кивнул Оливии в ответ на ее улыбку и пожелал, чтобы музыканты спасли его, поскорее снова взявшись за инструменты.

Он старался, как мог. Но каждый раз, слыша, как Марджори отвечает своим восхитительным голосом приятному, но довольно скучному баронету, он ловил себя на том, что его взгляд снова притягивают к себе ее каштановые кудри, украшенные блестящими серебряными листьями. На этот раз он с удовольствием отметил, как идет ей платье. Вообще, в ее одежде и в одежде Дафны была какая-то поразительная особенность, которая легко отличала сестер от большинства присутствующих дам.

Конечно, однажды он видел ее не в столь элегантном наряде. Когда он разговаривал с ней наедине в доме ее тети, на ней было надето что-то довольно безобразное, а волосы сильно растрепались. Но, черт возьми, ничего не могло нарушить ее возмутительного очарования.

О, черт бы это побрал! Стоит только начать вспоминать — и пиши пропало. Но сожаления не помогли, он все равно вспоминал. Вот он вошел, она, кажется, тихонько ахнула, но это пустяки. Память о том, как он держал ее в объятиях и вновь и вновь с жаром целовал в губы, — вот главное.

Раштон скрестил руки на груди и пристально посмотрел на нее, тщетно стремясь забыть, как восхитительно было обнимать ее, понимая, что это невозможно. В миг безумия он пожелал сделать ее своей любовницей. Но это тоже было невозможно. Чем дальше его мысли шли в этом несчастном направлении, тем больше он считал, что с ним обошлись дурно. В конце концов, ей следовало сразу же его оттолкнуть, а не нагло к нему прижиматься. Что же она была за женщина, если так охотно обнимала любого мужчину, который хотел этого? Он не мог уважать ее за такое поведение. Разве позволила бы ему когда-нибудь Оливия Притчард так пылко целовать ее в губы?! Конечно, нет.

Он улыбнулся озорной улыбкой при этой мысли. Оливия, возможно, влепила бы ему пощечину и назвала развратником. Он посмотрел в ее сторону и подумал, может, в конце концов, ему очень повезло, что его отговорили от брака с ней. Он мог, конечно, осуждать Марджори, но, бог свидетель, он предпочел бы пылкую женщину холодной рыбе, которая считала бы супружескую постель еще одной тягостной обязанностью среди прочих.

Он окончательно перестал понимать себя. Как можно винить Марджори за ее страстную натуру и тут же упрекать Оливию за отсутствие таковой? Что за путаница в его голове с тех пор, когда он впервые встретил Марджори Чалкот?

Ему вдруг представился фейерверк над ее головой. Он надолго уступил своей непонятной одержимости ею и испытал тоску, которая его поразила. Он просто не мог понять, что с ним происходило и почему его мысли все время возвращались к этой совсем неподходящей ему девушке.

Марджори получала огромное удовольствие от музыки, а также от того, что этот концерт отвлек ее от повседневных хлопот. Как бы ей ни нравилось шить платья тете, она поняла, что начинает ценить развлечения, которые возвращают ей силы.

Оркестр только что перешел к более тихой и лирической части произведения. Вдруг она почувствовала, что ее шею что-то страшно щекочет сзади. Просто мурашки бегут по коже. Не иначе кто-то не сводит с нее глаз.

Улучив момент и обернувшись, она увидела, что совсем неподалеку сидит Раштон и смотрит на нее с таким выражением, что мурашки побежали уже по всему телу, как будто ее внезапно укололи несколько крошечных иголочек. Хуже всего было то, что Марджори никак не могла стряхнуть с себя гипнотическое воздействие его взгляда, а он продолжал все так же смотреть на нее.

Где-то в дальних уголках мозга она отметила, что музыка вновь зазвучала отчетливо и величаво, но взгляд уже отвести не могла. Ей хотелось знать, о чем Раштон думает. Она чувствовала себя так, как это часто с ней случалось в его обществе, — слабость и головокружение. Какой же властью он над ней обладал?

В ее ушах громко зазвучала музыка, и все, кроме Раштона, исчезли. Одновременно со звоном литавр она каким-то образом услышала взрывы фейерверка и вообразила, что концертный зал внезапно заполнили белые, синие и красные вспышки света. Что с ней происходит?

Раштон и сам не осознавал, как пристально он смотрит на Марджори, пока Сомерсби не спросил его:

— Что случилось с мисс Чалкот? Ее лицо вдруг странно побледнело. Почему ты на нее так уставился, как будто она исчезнет, стоит тебе отвести взгляд? У нее что, появилась бородавка на подбородке?

Только сделав огромное усилие, Раштон отвел глаза от взгляда Марджори. Он чувствовал себя так, будто его только что сбил дилижанс, ехавший с немыслимой скоростью, миль этак десять в час!

— Бородавка? — переспросил он. — Не будь смешным. Даже если бы ее жизнь зависела от этого, никакая бородавка не пристанет к ее лицу. Она чертовски привлекательна! Разве ты не видишь?

Сомерсби вытаращил глаза.

— Будь я проклят, если ты в нее не влюблен! Кто бы мог подумать!

— Да с чего ты это взял? — раздраженно прошептал Раштон. Поскольку он не слишком внимательно следил за музыкой, то и выпалил в тишине, наступившей сразу же после того, как прозвучали последние ноты: