Энрике Медина смотрел на нее, сидя в кресле у окна. Несмотря на болезнь, свергнутый монарх излучал силу и властность. Собаки спали около него. На Энрике был черный костюм, прекрасно скроенный, но несколько широковатый. Король похудел еще больше.

— Не обращайте на меня внимания.

Неужели Тони нарочно послал ее сюда, зная, что король тут? Вряд ли, если принять во внимание натянутые отношения между отцом и сыном.

— Я не хочу вам мешать, — пробормотала Шеннон.

— Вы мне не мешаете. У нас еще не было случая побеседовать наедине.

Шеннон ежедневно встречалась с королем, но, как правило, за обедом. Большую часть времени он проводил со своей дочерью. Но Элоиза вместе с мужем уехала сегодня после обеда, и Энрике, должно быть, стало грустно. Шеннон завидовала их родственной близости и остро тосковала по своим родителям. Ее жизнь была бы совершенно иной, если бы они были живы. Мама тоже любила музыку…

Она с грустью погладила клавиатуру:

— Кто играет на рояле?

— Мои дети учились играть. Это входило в их образование.

— Конечно, я могла бы догадаться. Тони умеет играть?

Король хрипло рассмеялся:

— Мой младший сын разбирает ноты, но он был очень непоседлив. Постоянно стремился поскорее убежать.

— Могу себе представить.

— Значит, вы хорошо его знаете. Мой средний сын, Дуарте, гораздо более дисциплинирован. Но музыка… — Энрике махнул рукой. — Он играл как робот.

Шеннон очень хотелось узнать побольше о семье Тони.

— А ваш третий сын, Карлос? Как он относился к урокам музыки?

По лицу Энрике пробежала тень, но он быстро справился с собой:

— У него был талант. Однако он стал хирургом… — Энрике помолчал, а затем спросил: — Мой сын вам небезразличен?

Шеннон растерялась. Ей стоило бы давно понять, что этот проницательный человек ничего не говорит просто так.

— Это очень личный вопрос.

— Я с нетерпением жду того момента, когда вы перестанете смущаться и ответите на него.

— Вы пользуетесь своей болезнью? Вам не кажется, что это немного цинично, сэр?

Энрике засмеялся. Точно так же раньше смеялся Тони.

— А вы не бесхребетное существо, — заметил он. — Это хорошо. Вы — отличная пара для моего упрямого младшего сына.

Шеннон немедленно перестала сердиться на него. Какой отец не хочет видеть своих детей счастливыми?

— Я благодарна вам за то, что вы приняли меня и моего сына в вашем доме и предоставили возможность познакомиться с вами.

— Очень дипломатичный ответ, дорогая. Вы осторожны. Это разумно. Раскаяние — ужасная вещь, — добавил он мрачно. — Мне следовало раньше отослать семью с Сан-Ринальдо. Я тянул слишком долго, и Беатрис заплатила за это непомерную цену. — Такой поворот разговора насторожил молодую женщину. А Энрике продолжал: — В тот день, когда начался мятеж, всюду царил хаос. Мы решили, что все поедут одним путем, а я — другим. Я сумел скрыться, но мятежники настигли мою семью. Карлос был ранен, пытаясь спасти мать.

— Тони… видел, как она погибла?

— Антонио целый год снились по ночам кошмары. Потом он увлекся морем и серфингом. И с тех пор жил с надеждой покинуть остров.

Шеннон живо ощутила пережитые этими людьми ужасы, их страшные потери. Когда Тони предлагал помощь, им руководило желание позаботиться о ней, а не сделать ее зависимой от него. Он не собирался все решать за Шеннон, как это делал ее муж. Тони просто хотел помочь ей, потому что был не в силах помочь своей матери.

Теперь ей будет проще открыть ему свое сердце.

Он, несомненно, примет ее стремление к независимости. Но она, со своей стороны, должна всегда помнить, сколько ему пришлось пережить и как на него повлияло пережитое. Антонио Медина и Тони Кастильо слились для нее в единое целое, и Шеннон больше не могла игнорировать истину.

Она любила его.

Неожиданно в комнату вошел Тони. Шеннон сделала шаг ему навстречу и испугалась, увидев, что его глаза холодны как лед.

Он хмуро произнес:

— Наша защита дала трещину.

Шеннон вздрогнула:

— Защита дала трещину? Где Колби?

Она бросилась к Тони.

Старый король схватил свою трость и встал. Энрике шел, держась за стену. Собаки мгновенно проснулись и побежали за ним.

— Что случилось?

— Колби в порядке. Никто не пострадал, но нас опять атаковала пресса.

— Они обнаружили остров? — спросил старый король.

— Нет, — ответил Тони, и в этот момент появилась Элис. — Это случилось в аэропорту, когда самолет Элоизы и Джона приземлился в Южной Каролине. Их уже ждали журналисты.

Сердце Шеннон сжалось при мысли о новой волне газетной шумихи.

— Может быть, переполох связан с семьей Лэндис?

— Нет, — отрезал Тони. — Их спрашивали, как они провели время с королем, отцом Элоизы.

Элис привезла инвалидное кресло:

— Ваше величество, я отвезу вас в кабинет, чтобы вы могли поговорить с охраной.

Король тяжело опустился в кресло. Собаки заняли свои места по бокам.

— Спасибо, Элис. Я готов.

Шеннон хотела пойти следом, однако Тони остановил ее:

— Нам надо поговорить.

— Что случилось?

Она подошла ближе, надеясь на утешение, но он скрестил руки на груди:

— Нас предал человек, который находится в этом доме. Сегодня после полудня отсюда позвонили на неизвестный номер.

— Отсюда? Но у твоего отца бдительная охрана.

— У нас есть запись службы безопасности касательно этого звонка.

Тони нажал нужную клавишу, и на экране айфона появилось изображение женщины с телефоном. На женщине был белый пляжный халат, капюшон бы накинут на голову.

Точно такой же пляжный халат, как у нее?!

— Я не понимаю. Ты считаешь, это сделала я? Зачем мне предупреждать прессу?

Его губы были плотно сжаты, а глаза…

О боже, она прекрасно запомнила подобные осуждающие взгляды со времен ареста и смерти Нолана.

«Спокойно, спокойно», — приказала себе Шеннон. Тони — не Нолан, к тому же у него есть причины быть подозрительным. Она вздохнула:

— Я понимаю, что Энрике воспитал в тебе осторожное отношение к людям и к жизни. Но поверь, ничто не заставило бы меня так поступить.

— Мне известно, что ты готова пойти на что угодно, лишь бы обеспечить будущее сына. Тот, кто выдал эту информацию прессе, получил солидное вознаграждение.