Он успел услышать, как Проун задувает свечу, но то, с какими стонами толстый квестор устраивается на своей половине кровати, до его сознания уже не дошло.

Сон Лайама был ярок — сказывалось влияние хмеля. Он плыл куда-то на фрипортском корабле, испытывая самые приятные ощущения. Стояла прекрасная погода, в корму задувал западный ветерок, однако на судне не имелось команды. Лайаму приходилось бегать от мачт к рулю и обратно. Он подтягивал паруса и крутил штурвальное колесо, нисколько, впрочем, не уставая, правда, не успевая при этом выполнить и половины нужной работы.

Потом появилась команда, и он замер у борта, глядя на горизонт, затем ракурс сменился, и Лайам стал любоваться летящим над волнами судном со стороны.

Наконец от корабля отделилась какая-то точка, она все росла и росла, пока не превратилась в дракона.

«Мастер, проснись!»

Подавив стон, Лайам заставил себя подняться с постели. Склонившись над тазиком для умывания, он промыл глаза и немного взбодрился. О боги, ну почему ночи так коротки? Или это Фануил что-то напутал? Небо за окном было все еще темным, и комната освещалась лишь слабыми отблесками, идущими от догорающих в камине поленьев.

«А ты уверен, что ночь миновала?»

«Вчера ты проснулся в это же время», — ответил Фануил из угла.

Нет, похмелье его не мучило, просто он недоспал, ох как недоспал — ему очень хотелось забраться обратно в кровать и угнездиться там еще на часок, пусть даже под самым боком у этого толстого борова. Кисло скривившись, Лайам покосился на спящего Проуна и потянулся.

«Терпение. Что тебе за дело до жалкой личности, слишком многое о себе возомнившей? Пусть спит подольше — спящие не вредят».

С этой мыслью он стал одеваться.

Трапезная была в полном распоряжении Лайама — еще никто из судейских не спускался сюда, а три служаночки, накрывавшие стол, вежливо присели в поклоне и тут же исчезли. После краткого обследования буфета он сел на свое обычное место с тарелкой овсяной каши, приправленной медом.

«Дело прежде всего». Потирая виски, Лайам прикрыл глаза и стал погружать себя в транс. Поначалу давалось ему это плохо, но в конце концов плечи его поникли, дыхание замедлилось, а в пустоте перед мысленным взором возникла серебристая нить, подобная корабельному линю, покрытому рассветной росой. Он всю ночь провозился во сне со снастями, а потому морской узел на нити образовался легко. Довольный собой, Лайам вернулся в реальность. Хорошего понемножку, маленький уродец может обидеться, но ему какое-то время не удастся читать мысли хозяина. У него сейчас имеется более важное дело — охрана.

«Демонологию» нельзя оставлять без присмотра. Она еще пригодится, еще покажет себя, пусть даже дело «смешливого чародея» закрыто. Лайам смирился с решением госпожи Саффиан, но мысли его продолжали вертеться вокруг «нужного человека».

Поглощая кашу, он все думал о нем, а еще о том, как легко сумел бы разыскать его в Саузварке. Там ему на помощь пришел бы Кессиас со своими расторопными подчиненными. Он послал бы стражников опросить капитанов в порту, а также хозяев морских караванов. Кто-нибудь да вспомнил бы об одиноком путешественнике из Харкоута, кто-нибудь да сумел бы его описать. А еще можно было бы поговорить с прислугой гостиниц, ночлежек и постоялых дворов. Ведь приезжему нужно было где-то остановиться. Какая-нибудь кухарка или трактирный мальчишка вполне могли бы запомнить странного незнакомца, ведь чародеи — приметный народ. Вряд ли пришлось бы обходить все городские ночлежки такой человек не стал бы искать приюта в портовом притоне. Он остановился бы в одной из лучших гостиниц, хотя бы на пару деньков, а потом снял бы себе (или даже купил) жилище хорошего класса.

Чем больше Лайам думал об этом, тем отчетливее рисовался в его воображении образ «нужного человека» — внушительного мужчины, внешне похожего на Куспиниана, но окруженного особенной аурой — от постоянного соприкосновения с силами, неподвластными рядовым обывателям. Такие люди запоминаются с первого взгляда, они выделяются из толпы.

Лайам поморщился, ибо лодка его размышлений тут же налетела на камень проблемы. Как же так — человек видный, а его никто не заметил? Он попытался устранить это противоречие, приписав незнакомцу чрезвычайную скрытность. Ведь мог же он проникнуть в Уоринсфорд незаметно? Мог бы, конечно, но… но тут в трапезную вошел Эласко. С облегчением отложив до времени скользкую тему, Лайам пожелал ему доброго утра.

— И вам доброго утра, квестор. Хорошо ли вы провели ночь? — Лицо Эласко вновь обрело привычную молочную бледность, а глаза горели от возбуждения, свойственного очень юным и очень жизнерадостным людям. На нем был серый бархатный плащ с тремя вышитыми красным лисицами, элегантные черные брюки и высокие кожаные сапоги, отполированные до блеска.

— Отлично, спасибо. Вижу, вы подготовились к заседанию.

На щеках юноши вспыхнул яркий румянец, и он, чтобы скрыть смущение, повернулся к буфету.

— Да, пришлось немного принарядиться. Это все матушка. Зная, что там будет присутствовать и отец, она специально пошила мне новое платье. Чтобы оно добавило мне веса в его глазах. Но, — продолжил он, возвращаясь к столу с полной тарелкой, — скажите же наконец, чем вы собираетесь заняться сегодня?

— Прежде всего я хочу навестить бывший дом Хандуитов, — сказал Лайам и пояснил, что надеется найти там текст заклинания. Эласко его пояснение явно не впечатлило, но он все же согласно кивнул.

— А потом?

— Потом?.. Потом я полагаю вернуться сюда, чтобы переодеться и подготовить отчет. — У Лайама при себе имелись всего два приличных костюма, так что с утра он оделся в тот, в котором ходил и вчера, сменив лишь нательное белье и сорочку. Камзол, правда, давненько не чищен, однако свинарником от него пока не несет, да и заметных пятен на нем не наблюдается тоже.

— Хм, — Эласко некоторое время сосредоточенно занимался едой. — Заседание в полдень, конечно же, не начнется. И мне кажется, квестор…

— Лайам.

Молодой человек опять покраснел.

— Да, Лайам. Я подумал, не заняться ли нам еще и Пассендусом? Утро большое, и времени должно бы хватить.

Лайам погрозил ему пальцем.

— О нет, милый друг. Я понимаю, куда вы клоните, но не сбивайте меня. Госпожа председательница велела нам это дело оставить. А ведь командует тут все же она.

— Да, но и вам ведь это распоряжение пришлось не по вкусу?

— Нет. Но тон задавать тут не нам. Мы возразили, но наши возражения не были приняты. — Вспомнив, о чем он сам только что размышлял, Лайам подивился своему двоедушию.

— Но это же полная чушь! — взорвался Эласко. — Человека убили, а мы должны сидеть сложа руки лишь потому, что в дело замешана какая-то там палата? Вы же сами не раз говорили — закон есть закон!

— Да, это так, — согласился Лайам. Ему нравилась юношеская горячность Эласко, и в то же время он испытывал странное удовольствие от собственного занудства. Юнец стремится к заоблачным идеалам, его надо ткнуть носом в реальное положение дел. — Но закон должен соблюдаться во всем. В частности, он говорит, что нам с вами следует подчиняться госпоже председательнице ареопага.