Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Инги обида проходила быстро. Она вообще не умела по-настоящему обижаться. Это очень здорово, но, наверное, и не всегда хорошо, когда прощаешь сверх положенного. Но что сделаешь, она потому и Инга, которая такой именно и запомнилась всем… Невозможно было обидеться и на нее. Потому что она посмотрит, бывало, так лучисто и бесхитростно, словно и не она задела кого-то, а может быть, и задела, но совсем случайно, и ее поэтому тут же прощали.
Если бы Инга была жива, то пела бы и такую песню:
Но, к большому огорчению, сто дождей и сто снегов для нее так и не успели пройти…
Уверен, что ее волновали строки: «Я знаете почему Вам пишу? Потому что Вы очень похожи на мою маму. Она у меня умерла, когда мне было 12 лет».
Я тоже волнуюсь от таких, казалось бы, обычных слов, какие поются в песне: «Поговори со мною, мама…», потому что моей второй мамой была Инга, и я часто мысленно обращаюсь к ней с этими словами… Но мне никто не отвечает…
Если бы я был музыкантом, то выразил бы свое отношение к Инге, свои чувства к ней и, главное, показал бы тем очень добрым и бескорыстным человеком, каким она была, с помощью музыки, потому что звук обладает большим чувством, нежели слово. Я даже знаю, какая должна быть о ней музыка: светлая, лучистая, жизненно правдивая, а потому иной раз очень трогательная.
Вам становилось бы то очень грустно, даже больно за то, что этому человеку при всей его знаменитости и казавшейся легкости во всем, что он делал, пришлось немало пережить, столько перенести. То вы вдруг бы нежно улыбнулись и потеплели, когда звуки донесли бы до вас частичку ее души – доверчивой, бескорыстной, когда-то наивной…
Отрадно было на душе, когда я прочитала, что в список кандидатов в олимпийскую команду попала и ты, Инга. Может, слово «попала» несколько скромно, как бы случайно звучит. Ты бы все равно была в их числе. Ведь так?
Поздней невеселой осенью 1963 года Инга возвращалась из больницы домой. «Теперь придется начинать все сначала», – думала она. И еще она пришла к такому выводу: бережнее нужно относиться к своему здоровью. В конечном итоге победы проходят, о них забывают, а здоровье может и не вернуться…
Смотри на других, другие осмотрительнее. У них точный расчет. Даже на победы. Но Инга так не считала. «У каждого спортсмена, – говорила она, – свои рубежи. Каждый сам намечает их себе».
В прошедшем сезоне один из них она успешно преодолела. В ее дневнике 4 марта 1962 года в период соревнований 1-й зимней Спартакиады народов СССР в Свердловске появилась такая запись: «Первая в моей спортивной жизни золотая медаль на 500 м на первенстве СССР. Очень рада!» И добавлено: «Это не случайность!»
При стольких высоких титулах и радость от победы на одной из дистанций, пятисотметровой? Именно! Потому что к кому, как не к Инге, предъявлялись на первых порах претензии по поводу ее плохого спринта. Она и теперь вспоминала слова тренеров: «В крайнем случае из нее выйдет стайер». Но из нее вышел и спринтер. Просто на себя нужно полагаться. «Вот я вам доказала, – говорила своими результатами Инга, – а теперь уж думайте что хотите».
Но немножечко спутала сестра. Впервые она выиграла «пятисотку» на чемпионате страны в Алма-Ате месяц с небольшим назад, когда установила сразу столько мировых рекордов. Надо сказать, что довольно часто она не помнила своих результатов и достижений. Это свидетельствовало не только о большом количестве ее рекордов и побед, но и о быстром забвении своих заслуг. Черта большинства скромных людей.
Рубежи, рубежи. До них не каждый может дотянуться. Для Инги важны были любые соревнования. После трудного сезона, проигранного (на первенстве мира заняла «только» второе место), она спешит и на свои последние соревнования – первенство Москвы… (Сейчас отдельные спортсмены отдыхают даже от первенства страны.)
Инга, будучи неоднократной чемпионкой страны и мира, не раз выигрывавшая в единоборстве у Скобликовой, так и не побывала на Олимпийских играх. Лида там конкурировала с другими.
После полосы неудач у Инги появилась жгучая жажда реабилитировать себя за проигрыш. Она добилась в сезоне 1961/62 года поставленной цели, намного перевыполнив свою программу. Ее мировые рекорды были побиты не скоро: на дистанции 500 метров – через шесть лет, на дистанции 1500 метров – через семь, на дистанции 3000 метров – через пять, в сумме многоборья также через пять лет. Если сложить все эти годы, то получится двадцать три года – почти вся ее жизнь. Потом уже не проходило и года, чтобы какой-нибудь из рекордов у женщин не был бы побит. Это лишний раз говорило о феноменальности достижений Инги.
Теперь-то ни один из ее результатов не входит даже в список двадцати пяти лучших, показанных спортсменами за все годы. Вот как возросли скорости. Но они не всегда еще приносят лавровые венки чемпионов!
Успех после серии неудач, судя по дневниковым записям, должен был прийти к ней раньше 1962 года, а потом стабилизироваться: довольно основательно она подготовилась. Но то и дело мешали успеху какие-то непредвиденные обстоятельства, случайности, например падение на первенстве мира в норвежском городе Тенсберге в 1961 году. Была, правда, там не совсем привычная для зимы погода, о чем есть запись в ее дневнике: «Все растаяло, на стадионе вода, конек проваливается по трубку в лед, 1+4°». Но погода была для всех одинаковая. Другое дело, имелись еще детали, на которые Инга обратила внимание гораздо позже, перечитывая свои дневниковые записи. Тогда же она только фиксировала: «Самочувствие свое никак не могу понять – вялость». Может, от чрезмерного рвения в предыдущем периоде? Вот пометка тренера на полях дневника, относящаяся к 20 июля 1960 года: «Слишком большая нагрузка». Она и вправду переработала: приседала в одну только тренировку с сорокапятикилограммовой штангой 90 раз, шестидесятикилограммовой – 80 раз, пятидесятикилограммовой – 100 раз… Видно, поэтому и появилась приписка: «Заболела печень». Но Инга продолжала тренировки: набиралась выносливости, бегая в лесу кроссовые дистанции, несмотря ни на что («Первые три километра были боли в боку»), вырабатывала в себе силу, преодолевая на лодках расстояние по двадцать – двадцать пять километров за один раз («Самочувствие хорошее, на руках мозоли от гребли»)… Она хотела успешно выступить в Тенсберге. Ради этого так упорно и тренировалась, даже когда не было желания («Самочувствие после тренировки не очень бодрое, чувствуется усталость. Комбинацию выполняла без охоты, но выполнила до конца, потому что заставила себя»). Не всегда было одинаковое настроение из-за усталости, но и этот барьер она перешагивала. А простуды? Они выбивали из привычного и необходимого ритма тренировочного процесса… Снова приходилось наверстывать. Даже летом, тренируясь на искусственном льду в Сокольниках, этом маленьком пятачке, нужно было следить за тем, «чтобы левую ногу ставить строго под себя на вираже», помня, как необходимо это будет зимой во время ответственных соревнований. Инга прислушивалась всегда к замечанию тренера («Левую ногу ставить плотнее к правой и не выкатывать ее вперед при повороте»), потому что взгляд со стороны всегда объективнее собственного. Для снятия напряжения пришлось научиться отдыхать в лесу («После тренировки спала в лесу 2 часа»). Она радовалась, когда появлялась легкость («Самочувствие прекрасное, необыкновенная легкость в движении»).