по себе о того, что они заехали в подобную глушь. Как тут могут жить люди? Зачем?

Даниэль говорил, что вообще-то основную часть времени Айвори проводит в городе в небольшой уютной квартирке, или в тату-салоне, где работает. Но часто надолго уезжает в этот дом, который когда-то принадлежал матери. Сейчас она живет ближе к городу, чтобы до нее хотя бы врач мог доехать.

Да уж, Мэтт не представлял, как в эту глушь кто-то добирается. Если бы Бена убили здесь, тела никогда бы не нашли. Даже если б аллигаторы побрезговали.

Даниэль рядом зашевелился, и Мэтт заметил, что он проснулся, но такой же мрачный и хмурый, хотя на аллигатора глянул с интересом. И больше не дремал, когда они наконец-то двинулись вперед и минут через десять прибыли к нужному дому.

— Здесь?

— Да, спасибо.

На другой стороне дороги расстилалось поле, а на этой стоял маленький домик, отделенный от соседей слева и справа изрядным расстоянием и кустами. Мэтт сюда приехал впервые, хоть и был знаком с Айвори.

Он стоял тут же. Ровесник Даниэля, казавшийся выше из-за болезненной худобы. Светлые волосы наверняка выгорели на солнце или подкрашены, потому что выглядели почти белыми, а глаза такого же болотного цвета, как и заросшее кипарисами озеро за его спиной. Гладко выбритый, в линялых джинсах и футболке с рукавами чуть ниже локтя. На запястьях болтались многочисленные кожаные браслеты.

Айвори стоял около дома, курил и, прищурившись, смотрел на гостей. Даниэль двинулся к нему, а Мэтт старался держаться позади. Айвори напоминал ему остро отточенный кинжал, опасный и беспощадный. Его взгляд как будто проникал под кожу, проходил через мышцы и вгрызался в душу.

Даниэль бесцеремонно выхватил из руки Айвори сигарету, понеся ее куда-то внутрь дома:

— Совсем рехнулся? Сдохнуть хочешь?

Айвори хрипло засмеялся, а потом закашлялся. Дыхание у него звучало тяжело, как будто он до этого долго бежал и запыхался, но Мэтт помнил, что так всегда.

— Я тоже рад тебя видеть, Дан, — Айвори перевел взгляд на Мэтта. — У него похмелье, да?

Мэтт растерянно кивнул.

— Que Dieu t'aide, — улыбнулся Айвори.

Его шею украшала татуировка, спускавшаяся под ворот на грудь, на футболке виднелась тонкая цепочка с серебристым крестом без каких-либо украшений. Насколько знал Мэтт, Айвори единственный из знакомых Даниэля закончил семинарию, хотя священником становиться не захотел.

Он внимательно посмотрел на Мэтта, и тот почувствовал себя бабочкой, которую прикалывают, чтобы высушить и оставить в коллекции.

— Речь пойдет о тебе, так? — спросил Айвори. — Дан позвонил и сказал, что приедет, но ничего не объяснил.

— В его духе, — усмехнулся Мэтт, пытаясь расслабиться или хотя бы не показывать нервозность.

Айвори кивнул, хрипло вздохнул и тоже пошел в дом, махнув рукой в сторону веранды:

— Только банки не трогай. Это от призраков.

Конечно же, Мэтт глянул туда. От большой веранды за домом шла дорожка к пирсу, где наверняка предполагалось ловить рыбу. На нем были развешены консервные банки, которые на ветру шевелились и издавали негромкий звук, стукаясь друг о друга.

Ну да. От призраков.

Отпрыски богатых или старинных семейств так или иначе знали о колдовстве, как Кристофер, например. Айвори же поступил в семинарию для поиска себя и сошелся с теми, кто, как и он, интересовался колдовством. На самом деле, он и Даниэль были единственными, кто на тот момент действительно что-то практиковали и знали.

С тех пор Айвори оставался лучшим другом Даниэля.

Веранда выходила к большой кухне, которая одновременно служила гостиной, а узкие коридорчики вели в несколько комнат и ванную. Чем-то дом напоминал Мэтту жилище Бо Амброуза, мертвого ритуалиста, который проводил обряд Бену. Только здесь гораздо тише, а еще ласкал кожу, приникал к ноздрям гнилостный запах болота.

Присев около холодильника, Даниэль вытаскивал из рюкзака свертки с едой, которую они привезли. Айвори прошел мимо, рассеянно потрепав его по голове. Даниэль проворчал что-то неразборчивое, но не слишком возмущался.

— Я смотрю, вы подготовились, — сказал Айвори.

Он вытащил из холодильника бутылку с водой и протянул ее Мэтту. Тот отказываться не стал. Уселся на старенький диванчик, смотря на странный шкаф рядом с холодильником, не понимая, что это такое. Потом дошло, что сейф с оружием.

— Я хочу есть, — отрезал Даниэль. — Поэтому помоги мне или заткнись.

— Позавтракаем на веранде. У меня остался картофельный салат. А для обеда я так уж и быть уступлю тебе кухню.

— Ты всё равно терпеть не можешь готовить.

Айвори снова тихонько рассмеялся, но смех перешел в булькающий кашель. Мэтт хотел помочь с тарелками, но Айвори махнул рукой:

— Подготовь веранду.

Ощущение было таким, будто Мэтта выпроваживали, он почувствовал себя почти что уязвленным, но вышел на веранду, не очень понимая, что тут можно подготовить.

Переставив несколько раз стулья вокруг старого деревянного стола, Мэтт наконец-то уселся, тихонько попивая из бутылки. Он смотрел на заболоченную воду, из которой торчали кипарисы и думал, что здесь по-своему уютно. Да, уединенно, зато можно творить какие угодно ритуалы, и никто не узнает.

Только покачивающиеся консервные банки не внушали оптимизма. И статуя Девы Марии. Поколебавшись, Мэтт всё-таки подошел к ней. Она стояла в дальней части веранды между хламом, сложенным тут наверняка с начала времен.

Обычная статуя то ли из дерева, то ли из гипса, Мэтт не особо разбирался. И мог предполагать, что это именно Мария. Как ни странно, мать ее не очень любила, поэтому дома у них только кресты висели.

Статуя доставала Мэтту до груди, краска давно поблекла, осталась невнятными желтоватыми разводами. Лицо сильно облупилось, а что в руках, Мэтт вообще понять не мог. И в то же время проступавшие черты представлялись мягкими, а сама статуя удивительно подходящей вязкой духоте и шуму насекомых.

Местная вера казалась Мэтту именно такой: выросшей из перегноя болотных кипарисов, закутанной в сутану и с лицом-черепом маман Бриджит.

Дверь на веранду открылась, и в духоту вынырнул Даниэль с тарелками в руках. Поставил на стол, но возвращаться на кухню явно не собирался.

— У него в доме чертова статуя Девы Марии! — возвестил Мэтт.

— Айвори закончил семинарию, — спокойно ответил Даниэль, подходя. — Может, и мне что-то такое дома поставить?

— Обвешаешь бусиками Марди-гра?

Даниэль пожал плечами. Если их мать придерживалась более строгих религиозных правил, то они сами точно были порождением местной культуры.

— Только это не Дева Мария. Это Святая Люсия.

Даниэль ткнул пальцем в ее ладонь, предмет на которой так облупился, что Мэтт не мог понять, что это.

— Видишь? В одной руке пальмовая ветвь как символ мученичества, а это блюдо, —