Часто в фокус попадал и Селим. Ей нравилось фотографировать его в разных ракурсах, какое настроение плещется в его глазах.

— Перестань щелкать меня. Я что, модель на выезде?! — возмутился Селим. — Давай я лучше тебя сфотографирую.

— Но мне нравиться тебя снимать! — противилась фотограф.

— А мне нет. Дай сюда аппарат, — и, не ожидая её действий, настойчиво потянул его из её рук. — Стань против света, я хочу запечатлеть твой силуэт.

Люция капитулировала. И не без удовольствия, надо признаться, позировала фотографу. А мастер он был неплохой. Будто бы с камерой проводит много времени. Поначалу она робела, позы были скованными, взгляд опасливый. Но, не найдя ни разу предвзятости в его жестах, расслабилась, тогда-то и пошли шедевры. Немногим позже, просмотрев фото себя, с трудом поверила, что раскрепощенная женщина, с взглядом львицы и телом греческой богини это она и есть. Значит, такими глазами её видит Селим. Большое искусство создать многоликость с одного персонажа.

— Жаль, что мы пропустили рассвет.

— Да, море и солнце в туманной розовой дымке. Ветер один балл. Полный штиль. Птицы ещё спят. Морские суда могут давать гудки и прорезать безмолвие, но чаще тишина такая ощутимая, что можно её услышать, насколько вообще можно слушать тишину. Но мы подождем закат. Так уж и быть.

День пролетел удивительно шустро, солнце начало окрашиваться в багряный цвет, извергая из себя последние лучи. Яркость их блекла, тепло становилось слабее. Голубое небо окрасилось в нежно лиловые оттенки, подсвечивая кожу в розовато-золотистые тона. Кожа Селима была смуглой, а вот у Люции она преобразилась, источая почти волшебное свечение.

Он не смог сдержать эмоций и прошептал: "Останься здесь, останься…", вкладывая глубокий временной смысл в эту фразу.

Люция поняла её. Ответила: "Останусь", но не вслух.

Разрушился момент очарования заката. Селим стал вещи собирать, Люция ему помогала. Спускаясь по тропе, он подал руку, но она отчего-то спрятала свою. Как будто он её окольцевать хотел, а она не решалась. Бросив надежду, стал спускаться один. В сумерках Люция плохо разглядела тропу и, наступив на выступ, подвернула ногу, пролетев вниз на попе пару метров. Естественно, сопроводив испуганным криком свой съезд. У Селима волосы стали дыбом от мысли, что девушка покалечилась. Он, не помня себя подскочил к ней, присел и начал ощупывать руки, ноги, заглядывать в глаза, оценивая ситуацию.

— Как ты меня напугала, не представляешь! Что-то болит? Где ушиблась? Пошевели руками и ногами! Голову не ушибла? Видишь меня хорошо? — он засыпал её вопросами, не давая ответить не на один.

— Ох, — простонала она. — Кажется я сильно ушибла ягодицы.

— Да, мои любимые половинки, — не осознанно вторил он. — А как ноги, идти сможешь?

— Попробую.

— Я тебя понесу.

— О, нет, я сама, — и стала подниматься.

В нескольких местах обнаженная кожа поцарапалась о камешки и сухие колючки, кровоточила. Светлые шорты стали коричнево-серыми. Но больше пострадала гордость. Сейчас Люция жалела, что вредничала. Если бы он держал её за руку, она бы не свалилась. Виновата эта проклятая недомолвка между ними, по случаю “а не остаться ли ей здесь подольше“. Селим, не слушая её протестов, кое-как поднял на руки и стал медленно спускаться. До ровной поверхности оставалось метров пятнадцать.

— Селим, я пойду сама, поставь меня, — требовала пострадавшая.

— Ты уже шла сама, — отрезал он. — Лучше не противься, а то оба расшибемся.

И, закинув её руки себе на шею, заставил крепко держаться и не мешать спуску. Она безропотно повиновалась.

Донеся до машины, Селим осторожно опустил свою драгоценную ношу на сиденье. Весь путь еле сдерживался, чтобы не накричать на неё за её бестолковость. Спасло его от возмущения её же молчание. Сейчас пыл его угас, уступив место заботе.

— Я думаю, тебя надо показать доктору. Люция усаживалась на сиденье, щадя свои ушибы, но при слове "доктор" встрепенулась.

— Нет, я не хочу в больницу. У меня нет серьезных травм.

— Этого мы не знаем.

Она ещё приводила кучу доводов, почему не желает ехать в врачу, в том числе и отсутствие полиса, и репутацию семьи.

— Если надо будет, я заплачу.

— Нет, я не хочу быть в ещё большем долгу у твоей семьи.

— Я вообще-то сам зарабатываю, — возмутился Селим, следя за дорогой.

Они уже выезжали на главную трассу.

— Значит, у тебя. А у меня нет лишних средств на осмотр. Пойми, я не чувствую что что — то сломала, это просто царапины. Моя сестра учится на фельдшера и я кое-что понимаю в медицине.

Он промолчал. Тогда она затронула более щекотливую сторону:

— Селим, что скажут люди, когда узнают о происшествии. Тебе ведь не безразлично мнение знакомых. Как ты меня представишь врачу?

Но и здесь она просчиталась.

— Люция, заруби себе на носу, что там, где вопрос касается тебя, мне безразлично кто что подумает. Я чуть не поссорился с отцом, отстаивая твои желания, а ты мне толкуешь про каких-то соседей и знакомых. Я решил и мы едем к доктору.

Он и правда свернул не в сторону дома, Люция смирилась с неизбежным.

Машина, проехав пару кварталов, остановилась у многоэтажного дома. Селим вышел из машины и предупредил, чтобы она ждала его здесь.

— Можно подумать, я от тебя сбегу в своём покалеченном теле, — пробурчала пациентка травмпункта, но он уже её не слышал.

Через несколько минут он быстрым шагом добрался до машины, и, взяв на руки, понес в здание. Люция только успела заметить вывеску, и хотя не разобрала слов, догадалась, что это маленькая частная клиника. Зыркнула на него недовольно, но он так посмотрел в ответ, что вслух она не решилась возмутиться. Оставив на кушетке в приемном покое, заговорил на родном языке с мужчиною лет сорока пяти. Она поняла, что он кратко оповещает о событиях случившегося и что очень беспокоится о последствиях травмы. Люция послушно ждала осмотра. Врач внимательно слушал и поглядывал с интересом на пациентку. Под конец рассказа чуть усмехнулся, но, сразу напустив серьезный вид, подошел ближе.

— Меня зовут Эльдар. А вас, русская красавица? — он делал комплимент, но в его тоне не было и