Я начал проталкиваться через толпу, удаляясь от ворот тюрьмы и обдумывая план дальнейших действий. Мэгги Блум не единственная, кто может провести исследования.

По идее, было бы гораздо проще позвонить какому-нибудь профессиональному медику, чтобы он объяснил мне все тонкости донорства органов. Но занятый врач сможет перезвонить не сразу, а, скажем, через неделю. Мой путь из тюрьмы лежал мимо больницы Конкорда, и только потому, что меня продолжал снедать праведный юридический пыл, я решилась заглянуть в отделение скорой помощи. Чем раньше я поговорю со специалистом, тем быстрее возьмусь за дело Шэя.

Однако медсестра из приемного покоя, внушительного вида седеющая женщина, сжала губы в тонкую линию, когда я попросила у нее разрешения поговорить с врачом.

– Какая у вас проблема? – спросила она.

– У меня есть несколько вопросов…

– Как и у любого пациента в приемной, но вам все же придется рассказать мне о своем заболевании.

– Гм… я не больна…

– Тогда где же пациент? – оглянулась она по сторонам.

– В тюрьме штата.

Медсестра покачала головой:

– Пациент должен присутствовать, чтобы зарегистрироваться.

Я с трудом верила в происходящее. Наверняка человека, потерявшего сознание в автокатастрофе, не оставляют лежать в приемном покое, пока он не очухается и не назовет номер своей медицинской страховки.

– Мы заняты, – сказала медсестра. – Когда приедет пациент, зарегистрируйтесь.

– Но я адвокат…

– В таком случае предъявите мне иск, – откликнулась медсестра.

Я вернулась в приемную и села рядом с парнем студенческих лет, рука которого была замотана окровавленной тряпкой.

– Со мной тоже такое было, – сказала я, – однажды, когда резала рогалик.

Он ухмыльнулся и прояснил ситуацию:

– Я разбил кулаком стеклянную дверь, потому что моя девушка трахалась с моим соседом по комнате.

Появилась медсестра.

– Уит Романо, – вызвала она, и парень поднялся.

– Поправляйся, – бросила я ему вслед.

Запустив пальцы в волосы, я задумалась. Если передать мою просьбу через администратора, нет никакой гарантии, что врач выполнит ее в текущем тысячелетии. Придется искать другой путь.

Через пять минут я вновь оказалась перед внушительной медсестрой.

– Пациент приехал? – спросила она.

– Ну да. Это я.

Она отложила ручку:

– Теперь вы больны. А раньше не были.

Я пожала плечами:

– Наверное, аппендицит…

– Знаете, – медсестра стянула губы в ниточку, – услуги скорой помощи обойдутся вам в сто пятьдесят долларов, даже если вызов ложный.

– Вы хотите сказать, страховка не…

– Нет.

Я подумала о Шэе, о скрежете, с каким закрываются стальные двери в тюрьме.

– У меня болит живот. Острые боли.

– С какой стороны?

– С левой?..

Услышав это, медсестра прищурилась.

– Ой, я имела в виду, с правой, – затараторила я.

– Посидите, – сказала она.

Я снова устроилась в приемной и до вызова в смотровую успела прочесть два номера журнала «Пипл», почти моих ровесников. Медсестра, более молодая, в розовом форменном костюме, измерила мне давление и температуру и начала заполнять мою карту, а я тем временем размышляла, обязательно ли связываться с уголовными делами, чтобы суметь сочинить собственную историю болезни.

Я лежала на смотровом столе, уставившись в потолок, когда вошел врач.

– Миз Блум? – спросил он.

Ладно, я должна это сказать. Он был потрясающий! Черные волосы и глаза цвета черники, которая растет в саду у родителей, – почти фиолетовые при определенном освещении и полупрозрачные в следующий момент. От его улыбки можно было рехнуться. На нем был белый халат и джинсовая рубашка с галстуком в принтах с куклами Барби. Вероятно, одна такая живая есть у него дома – возлюбленная с мерками девяносто-шестьдесят-девяносто, окончившая колледж по двум дисциплинам: юриспруденции и медицине или астрофизике и политологии.

Так все было кончено, не успев начаться, а я даже не сказала ему ни слова.

– Все-таки вы – миз Блум?

Как же я не заметила его британского акцента?

– Да, – ответила я, желая быть кем угодно, кроме миз Блум.

– Я доктор Галлахер, – сказал он, усаживаясь на табурет. – Рассказывайте, что с вами такое.

– Ну, – начала я, – по сути дела, у меня все хорошо.

– В истории болезни написано, что у вас боли в животе справа. Давайте посмотрим.

Поднявшись, он вставил трубочки от стетоскопа себе в уши и опустил его мне в вырез на груди. Не помню, когда последний раз парень засовывал мне руку под блузку.

– Дышите, – сказал он.

Ага, ладно.

– Правда, – добавила я, – я не больна.

– Не могли бы вы лечь на спину?

Этого было достаточно, чтобы я буквально рухнула с облаков на землю. Начав прощупывать мой живот, он не только поймет, что у меня нет аппендицита… Он, вероятно, сможет сказать, что на завтрак в «Данкин донатс» я съела комбо с двумя пончиками, тогда как всякому известно, что на переваривание – каждого – уходит три дня.

– У меня нет аппендицита! – выпалила я. – Просто я сказала медсестре о приступе, потому что хотела переговорить с врачом…

– Хорошо, – мягко произнес он. – Сейчас позову доктора Тавасаку. Уверен, она побеседует с вами обо всем, что вас интересует. – Он высунулся за дверь. – Сью? Набери психи…

Ха! Отлично, теперь он думает, что я больная на всю голову.

– Мне не нужен психиатр, – сказала я. – Я адвокат, и мне нужна медицинская консультация по поводу клиента.

Я замялась, ожидая, что он вызовет охрану, но вместо этого он сел и сложил руки на груди:

– Продолжайте.

– Вам известно что-нибудь о трансплантации сердца?

– Не много. Но могу сразу сказать, что, если вашему клиенту требуется пересадка, он должен зарегистрироваться в Службе обеспечения донорскими органами и встать в очередь, как любой другой.

– Ему не нужно сердце. Он сам хочет стать донором.

Я наблюдала, как меняется выражение его лица, когда он осознал, что мой клиент, вероятно, смертник. Просто в наши дни в Нью-Гэмпшире не много заключенных, жаждущих стать донорами органов.

– Его скоро казнят, – сказал доктор Галлахер.