Шестой – Элджер Кейтс. Угрюмый, готовый вот-вот разрыдаться. Глаза ввалились.

Седьмая – миссис Бун. Совершенно растерянная, но пытающаяся держать себя в руках. Уставшая больше других.

Восьмой – Соломон Декстер. Опухший, с мешками под глазами. Спокойный, но настроенный весьма решительно.

Девятый – Бреслоу. Губы плотно сжаты от злости, глаза – как у бешеной свиньи. Он единственный, кто смотрел на меня, а не на свою руку под линзой.

Десятый – Эд Эрскин. Саркастичный, скептический, протрезвевший. Безмятежный, как голубь в парке.

Я не услышал от экспертов – как и они от меня – ни одного радостного восклицания, свидетельствовавшего бы о важном открытии. Они тихо перебрасывались с клиентами короткими фразами, инструктировали их, иногда обменивались замечаниями, и на этом всё. Приготовленные заранее коробочки, пинцеты и прочие инструменты остались невостребованными.

– Ну как, есть результат? – спросил я, как только они закончили с последним, Эдом Эрскином.

– О результатах мы доложим инспектору, – ответил эксперт со скошенным подбородком.

– Боже правый! – с завистью воскликнул я. – Как это, наверное, интересно – служить в полицейском управлении и быть в курсе всех секретов! Послушайте, для чего, как вы думаете, Кремер разрешил мне здесь присутствовать? Чтобы сидеть и плевать в потолок?

– Надо полагать, – сказал угрюмый эксперт с нормальным подбородком, – что инспектор проинформирует вас о результатах нашей работы. Филлипс, иди доложи.

Мне уже не сиделось на месте, поэтому, решив на время оставить свою комнату на произвол судьбы, я проследовал за Филлипсом вниз. Если уж мне было неуютно, то можно себе представить, что чувствовал Вулф при виде того, как в доме хозяйничают наводнившие его незнакомцы. Филлипс протрусил в столовую, но Кремера среди присутствующих не оказалось, и я отправился в кабинет. Вулф сидел за столом. В кабинете по-прежнему находились комиссар нью-йоркской полиции, окружной прокурор и два фэбээровца, которые внимательно слушали Кремера. При виде Филлипса он умолк и сердито спросил:

– Ну?

– Инспектор, результаты микроскопического исследования рук оказались отрицательными.

– Ни черта себе! Очередное блестящее достижение. Передайте Стеббинсу, пусть возьмет у всех подозреваемых перчатки и носовые платки и пришлет вам. И дамские сумочки тоже. И пусть не забудет пометить, что кому принадлежит. Постойте! Из карманов пальто… Хотя нет, не так. Пусть он пришлет вам все пальто, шляпы и прочее, а вы тщательно осмотрите вещи, особенно карманы. Только, ради бога, постарайтесь ничего не перепутать.

– Слушаюсь, сэр. – Филлипс вышел из кабинета.

Не видя особого смысла всматриваться в перчатки и носовые платки, я подошел к комиссару полиции и сказал:

– Если не возражаете, это мое кресло.

Он бросил на меня удивленный взгляд, открыл рот, закрыл рот и пересел. А я занял свое законное место. Кремер продолжал говорить:

– Вы можете это сделать, если сумеете выйти сухими из воды. Но закон есть закон. Наша юрисдикция распространяется до границ частных владений, которые занимали покойные, и то лишь при условии, что это является местом преступления, но в противном случае мы можем…

– Нет такого закона! – огрызнулся окружной прокурор.

– Вы хотите сказать, что это не законодательный акт. Однако это принятая процедура, и суды ее признают, что для меня равносильно закону. Вы хотели узнать мое мнение, и я его высказал. Мы не можем больше занимать квартиру, где останавливалась мисс Гантер, – сказал он. – Я не вправе взять на себя ответственность, да и лишних людей у меня нет. Квартира принадлежит Кейтсу. Три опытных детектива обыскивали ее в течение полутора часов и ничего не нашли. Я готов продержать их там всю ночь, пока мы не закончим здесь свои дела и не освободим Кейтса, но и только. Задерживать Кейтса до бесконечности и оставлять своих людей у него на квартире я могу лишь в том случае, если получу распоряжение от вас, – он взглянул на комиссара, – или от вас. – Он перевел взгляд на окружного прокурора.

– Я бы не советовал этого делать, – вмешался Трэвис из ФБР.

– В конце концов, все можно решить в рабочем порядке, – сухо заметил окружной прокурор.

Они продолжали переливать из пустого в порожнее. Я начал пинать левую лодыжку правой ногой, а потом наоборот. Вулф сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла, и я с удовлетворением отметил для себя, что его мнение по поводу выработанной высокой стратегии, очевидно, совпадало с моим. Комиссар полиции, окружной прокурор, ФБР, не говоря уже о начальнике убойного отдела, спорили о том, где будет спать Элджер Кейтс, когда у него появится такой шанс, и это после того, как три копа оккупировали его квартиру на достаточный срок, чтобы распилить все ножки стульев и склеить их обратно. Насколько я понял, именно окружной прокурор настаивал на продолжительной оккупации квартиры. Я решил принять участие в разговоре просто от нечего делать и уже раздумывал, чью сторону лучше занять, когда зазвонил телефон.

Вашингтон вызывал Трэвиса. Он подошел к моему столу, где стоял телефонный аппарат, и в наступившем молчании поднял трубку. Трэвис говорил мало, больше слушал своего собеседника. Закончив разговор, он повернулся к нам:

– Мне только что сообщили нечто такое, что имеет прямое отношение к нашей беседе. Во время обыска, проведенного нашими людьми и вашингтонской полицией, в вашингтонской квартире мисс Гантер – одна большая комната, ванная и крохотная кухонька – в шляпной коробке на полке в шкафу обнаружено девять валиков к диктофону фирмы «Стенофон».

– Черт возьми! – воскликнул Вулф. – Девять?

Он был так раздражен и рассержен, словно ему подали телячью котлету с яйцом сверху.

Все удивленно уставились на него.

– Да, девять, – сухо подтвердил Трэвис, недовольный тем, что Вулф сорвал ему сольный номер. – Девять валиков к диктофону фирмы «Стенофон». С детективами также был представитель Бюро регулирования цен. Сейчас все они в бюро прослушивают записи. – Он холодно взглянул на Вулфа. – А чем вас не устраивает то, что валиков именно девять?

– Вас, очевидно, все устраивает, – заносчиво ответил Вулф, – а для меня что девять, что ни одного. Мне нужно десять.

– Какой стыд! Я дико извиняюсь, – язвительно заметил Трэвис и, обращаясь к остальным, добавил: – Мне обещали тотчас позвонить из Вашингтона, если выяснится что-либо для нас важное.

– В таком случае никто вам больше не позвонит, – бросил Вулф и снова закрыл глаза, предоставляя всем остальным возможность до хрипоты обсуждать сообщение из Вашингтона.

Конечно, Вулф держался вызывающе, но его можно было понять. Мало того что убийство произошло на его собственном крыльце, так к тому же и его дом наводнили теперь незваные гости, и он ничего не мог с этим поделать. Это полностью противоречило его принципам,