В Москве Гапон встречается с журналистом, который объясняет ему истинный смысл профсоюзов Зубатова. «Этот союз, – рассказывает журналист, – хитрая ловушка, организованная полицией для того, чтобы отделить рабочий класс от интеллигенции и таким образом убить политическое движение. Он подрывает силу рабочих. Организаторы с помощью тайной полиции делают все, чтобы отвлечь внимание рабочих от политических идей. Они предоставляют рабочим ограниченное право собраний, но во время разговоров агенты тайной полиции выуживают наиболее интеллигентных и передовых, которых затем арестовывают. Таким образом они надеются отнять у движения его естественных руководителей… Вначале я не понял настоящего смысла этого дела и согласился… читать лекции рабочим, но когда мы поняли, в чем дело, то ушли из этой организации».

После этого Гапон идет на крещенское богослужение и видит там всех московских высших чинов во главе с начальником московской полиции Дмитрием Треповым, покровителем Зубатова. «Вместо искренней молитвы, исходящей из чистых сердец, я видел лишь парадные мундиры, и казалось, что никто не думал о значении этого великого дня, а только о собственной позе или же о своих соседях. Полиция с простым народом обращалась самым бесцеремонным образом, и я должен был вступиться за одного бедного человека, которого городовой без всякого повода ударил по лицу. Вот, подумал я, как эти самозваные народные защитники, притворяющиеся, что организовывают рабочих для улучшения их быта, на самом деле обращаются с ними, как со скотами».

Гапон приходит к выводу, что все высшие чины РПЦ служат агентами тайной полиции: донесения пишут и редактор «Миссионерского обозрения» Скворцов, и сам Победоносцев. «Русские попы – просто чиновники охранного отделения; пожалуй, даже хуже – ведь полиция ловит только тела своих жертв, тогда как священники улавливают их души; они-то и есть настоящие враги трудящихся и страдающих классов» – к такому выводу приходит Гапон. Однако, верный своей мечте «оседлать беса», решает, что и он может попытаться сыграть в эту игру: «Сделав вид, что я примкнул к зубатовской политике, достигнуть собственной цели в деле организации подлинного союза рабочих».

Зубатов, во многом как и Гапон, действительно одержим идеей более справедливого и стабильного общества, он искренне надеется создать эффективное профсоюзное движение. Проблема в том, что его непосредственный начальник, глава МВД Плеве, видит в Зубатове всего лишь провокатора. Он считает, что все эти кружки нужны исключительно для того, чтобы выводить на чистую воду революционеров и вовремя их арестовывать.

Зубатову такая роль кажется слишком мелкой. Он считает своим потенциальным союзником Витте и надеется преодолеть его сопротивление. Сначала он отправляет к министру финансов делегацию рабочих с письмом, в котором говорится, что создание профессиональной организации рабочих будет очень полезно для экономики.

«Это вы писали, братцы?» – говорит министр делегации рабочих, пришедших к нему с письмом. Они кивают. «В таком случае, вам бы сделаться журналистами», – иронизирует министр финансов.

На самом деле письмо – по заказу Зубатова – написал Гапон. И даже получил гонорар. Зубатов предложил ему 200 рублей[20]. «Я не смел отказаться от денег, – вспоминает священник, – чтобы не возбудить подозрения, но сказал, что мне слишком много, и взял только сто рублей». Зубатов, впрочем, уверяет, что с того момента платил Гапону по 100 рублей[21] каждый месяц.

Впрочем, Гапон тратит деньги не на себя: сам он живет очень скромно, а все сэкономленное или отправляет родителям в Полтаву, или вносит в рабочие кассы взаимопомощи. Эти гонорары вполне соответствуют его плану «оседлать» полицию.

Как и Зубатов, Плеве верит, что, если взять общественность под плотный контроль, она успокоится. Однако представления о контроле у них разные. Еще до назначения министром внутренних дел Плеве был назначен статс-секретарем великого княжества Финляндского, где вместе с генерал-губернатором Бобриковым проводил политику русификации. Стараниями Плеве языком делопроизводства и администрации в этом регионе (впервые за 90 лет после присоединения Финляндии к России) стал русский. Затем был принят закон о военном призыве жителей Финляндии и об ужесточении цензуры.

Став главой МВД, Плеве продолжает русификацию повсеместно. Возникает вопрос о русификации Кавказа и репрессивных мерах против местного коренного населения. Большая часть комитета министров, включая Витте и Победоносцева, против – «за» только Плеве. Но его поддерживает Николай II, решение принято.

Плеве становится постоянным антагонистом Витте – они борются за влияние на императора, за близость к телу. И один, и другой умеют менять свою точку зрения в зависимости от желания императора. Они оба – государственники и монархисты, однако Витте и Плеве находятся в постоянной борьбе, все время соревнуются, а значит, вынужденно отстаивают разные точки зрения.

И Витте, и Плеве – по происхождению немецкие дворяне из православных семей, но с очень разными жизненными путями. Витте родился в Тбилиси (Тифлисе), потом переехал в Кишинев, учился в университете в Одессе, работал в Одессе и в Киеве. В 1871 году, когда Витте только окончил Одесский университет, в городе случился еврейский погром. Многие студенты были евреями, и именно они пытались организовать отряд еврейской самообороны. Студентов-евреев арестовывала полиция, зато погромщикам стражи порядка не мешали. Симпатии молодого Витте, очевидно, были на стороне сокурсников.

У Плеве был более травматичный опыт. Он родился в Варшаве и там же учился в гимназии – вплоть до момента, когда в 1863 году в Польше началось восстание против Российской империи. Детство Вячеслава Плеве было крайне тревожным: в начале 1860-х жители Варшавы выражали свой протест, срывая надписи на русском языке, присылая русским письма с угрозами и совершая набеги на православные кладбища, где они топтали могилы и рвали цветы. До 17 лет Плеве ощущал себя «русским оккупантом».

В 1863 году он переехал к родственникам матери в Калужскую губернию, там окончил гимназию, затем поступил на юрфак Московского университета. В университете он считался немцем, но все время старался выглядеть русским и доказывать свою русскость.

Вот что пишет про Плеве ненавидящий его Витте: «Как всегда бывает с ренегатами, он начал проявлять особенно неприязненное чувство ко всему, что не есть православное. Я не думаю, чтобы он верил более в Бога, нежели в чорта, но тем не менее, он, чтобы понравиться наверху, а также Московскому генерал-губернатору Великому Князю Сергею Александровичу, проявлял свою особую набожность; так, как только он сделался министром внутренних дел, он отправился на поклонение в Сергиевско-Троицкую Лавру».

В начале своей бюрократической карьеры Плеве не демонстрирует особенной ксенофобии, но по мере продвижения вверх все сильнее мимикрирует под начальство и начинает с большим подозрением относиться к национальным меньшинствам. Особенно – к евреям.