Проснулся он днем и некоторое время лежал, зажмурившись и вспоминая события минувшей ночи. Совершенно реальные во всей своей невообразимости. «Все-таки я не умер. Это здорово. Но я так ни черта и не понял. Это плохо. Зато теперь я знаю, кто я такой и с чем меня едят. Это пока не знаю, как оценить».

Потом он рискнул открыть глаза. «Ого! Интересно, у меня все на месте? Кажется, все. Руки, ноги, голова, и даже прибор шевелится, поздравляя с добрым утром. И вообще, неприлично сильный я. После всего пережитого надо лежать трупом, а я ничего, шевелюсь. А «щелкнуть»? Пожалуйста, могу и «щелкнуть». Нормально. Вот только обстановочку попортил. Белье постельное накрылось – хрен с ним, белья завались, а вот матрас, подушки, да и сама кровать… – Тут Тим вспомнил про фольгу под матрасом и хихикнул. – Фольга лежит плотно, в несколько слоев, должна была выдержать. Ладно, матрас достанем, подушки купим, комнату вымоем и проветрим. Х…ня война, главное – маневры! Тим, хороший мой, кажется, ты прорвался».

Он осторожно выполз из кучи нечистот, оторвал от пододеяльника более или менее чистый угол, слегка обтерся и потопал в ванную.

Через несколько часов спальня блестела, как новая, в раскрытое настежь окно хлестал морозный ветер, а Тим, бодрый и слегка пьяный, сидел на кухне и увлеченно поедал макароны с тушенкой прямо из кастрюли. Эту пищу богов он запивал пивом, и было ему хорошо. Ползая с тряпкой по полу, он успел оценить ситуацию и принять решение.

В том, что выжил он чудом, Тим отдавал себе полный отчет. «Да, я навернул-таки оператора, но их в Проекте достаточно. И если они насядут на меня все скопом, то как я ни блокируйся, а работы мне не будет, секса тоже не будет, денег не будет, попросту говоря, не будет жизни. Так что остается мне поднять лапки кверху. Используя их же знаковую систему. Заявить прилюдно, что в журналистском расследовании я больше не участвую. По телефону сообщить Рябцеву, что он шизофреник и я ему больше не друг.

Отстанут? Ненадолго точно отстанут. А я за это время силенок подкоплю, верну себе прежнюю клиентуру, денежку заработаю. Интимную жизнь попробую восстановить в прежнем блеске. А там поглядим, что будет. Мне нужно просто отдышаться. Для начала».

Тим поставил кастрюлю на стол, удовлетворенно рыгнул и закурил. Принять решение оказалось удивительно легко. Для этого нужно было всего-навсего включить радио.

И обнаружить, что сегодня не двадцать пятое января, а двадцать шестое. С ужасом осознать, что провалялся в энергетической коме больше суток. Испугаться. Включить телефон. Позвонить любимой. И, услышав ее голос, почувствовать, что дороже нет никого на свете. А значит – сердце не стальное. Поскольку и голова тоже не деревянная, вывод напросился сам. Если не выйти из игры, то хотя бы взять тайм-аут.

«Потому что, если я буду рыпаться дальше, они могут взяться за Ольгу. Родителей не тронут, они в курсе, что я на маму с папой плевал. Они, сволочи, на Ольку насядут. И тут мне точно каюк. А родители… Эх, мама с папой, будьте вы прокляты…»

Тим встал, прошел в кабинет, сел за стол и положил руки на клавиши пишущей машинки. «Вставить бы сейчас лист и записать все, что узнал, да ведь для этого, наверное, ни бумаги не хватит в мире, ни слов у меня. Такое не опишешь. Такое можно только пережить». Тим закрыл глаза и вспомнил.

«…Скорее всего со мной это случилось в тринадцать лет. В больнице, куда я попал из-за внезапно открывшейся аллергии на пенициллин. Попал без сознания, под ревматической атакой. Совершенно не помню, что они со мной там делали. Но возможно, что кто-то из врачей работал на Проект, и помимо ревматической отхватил я еще атаку и психотронную. Я был как овощ, в буквальном смысле рожа кирпичом, и ничего не стоило на час-другой прицепить ко мне маячок. А с ближайшей подстанции на мой пеленг бросили сигнальчик… И очухался я уже другим человеком. Как это было с остальными Детьми – не знаю. Я понял только, что всех их обрабатывали в переходном возрасте, когда организм наиболее чуток к микроволновым воздействиям извне.

Я попал под выбраковку. Но я мутировал и поэтому выжил. Я уже тогда был сенсом – особый случай, необычная энергетика. Наверное, на меня успела стукнуть эта чертова психиатриня. Прежде чем сдохла.

Ну, туда ей и дорога.

Выборка была довольно узкой. Составили психологический портрет будущего лидера оппозиции. Причем оппозиции сильной, которая либо сметет Коммунистическую партию с лица земли, либо изнутри ее взорвет. То, что из пяти тысяч Детей от силы десяток сможет реализовать этот потенциал, никого, как я понимаю, не смущало. Страна большая, еще нарожают.

Какая, однако, фашистская идея. Прямо не верится. Но я узнал о ней от непосредственного исполнителя – Проекта. Хотя, если задуматься, эти маразматики в ЦК КПСС и окружающее их отребье – разве они были люди? Гипертрофированный комплекс власти. Моральный кодекс, унаследованный от батьки Сталина. Болезни, сильно отдающиеся в голову. Сексуальные расстройства. Глупые и некрасивые жены. Психопаты-дети. Тут есть с чего стать мизантропом. И пройтись от души с бороной по родной стране, чтобы вырвать с корнем подрастающие сорняки.

Они хотели видеть свою власть незыблемой, вечной.

И как раз вовремя подоспела уникальная методика – психотроника. И спросила какая-то сволочь – а вот такую проблемку решить не слабо? А другая сволочь ответила – запросто! Вы нам только обозначьте, какие люди вас интересуют. А мы их даже пальцем не тронем. Вот увидите, они сами станут тихие и послушные.

Главная задача была – снизить определенной группе населения уровень энергетики и поднять уровень внушаемости. Отучить от критического осмысления действительности. Из лидеров сделать овечек, из деятелей – созерцателей, а из аналитиков – тугодумов.

Самое дикое, что под пси-расстрел попало великое множество детей партийных работников, сотрудников КГБ и лояльной к властям интеллигенции. Эти-то детишки были для партии наиболее опасны. В своем роде «пятая колонна». Так что по своим молотили без стеснения.

И должны они были стать милыми, тихими и послушными.

Только вот они взяли и перемерли все.

Ни один не дотянул до восемнадцати.

Конечно, «Программу Детей» прикрыли. Хотя и сочли в целом удачной – ведь задача была в принципе выполнена. Только очень уж грубо. Проект вернулся к основному своему производству – политическому сыску, подавлению диссидентов, разведке и контрразведке. Но Детей просто так в покое не оставили. Шли проверки, фиксировалась смертность, а над некоторыми был установлен даже особый надзор. Главным образом следили за мутантами, теми, кто ничем не болел и вел себя в прежнем, характерном для Детей ключе.

А как мы себя вели, это было видно. Психологический портрет оказался составлен блестяще. И в Дети зачислили лучших. Будущее страны.

Мы все были умные. Не вундеркинды, которых общество отторгает, а именно умные. Не по годам начитанные, да еще и способные анализировать и делать выводы. А еще мы с ранних лет умели манипулировать сознанием окружающих, подчинять себе без давления, вести за собой.