Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Обыкновенно. Кто меня знает, тому и в голову не придет, что эта муть — правда. А кто не знает — так те меня вообще не волнуют.
Родитель не желал успокаиваться.
— С чего девчонка так взбеленилась?
Я не собирался врать.
— Вообще видео снимал я. И на нем я с ней, сам понимаешь, чем занимаюсь. Я хотел слить его в сеть. Она каким-то образом узнала. Закинула мне вирус, так что у меня всё полетело. А сама смонтировала ролик немного по-другому. И тоже слила в сеть.
За столом установилась гробовая тишина.
Мать смотрела на меня грустно и с укором. Захотелось отвернуться, но этого я не сделал.
— Зачем, сынок?! Она же молоденькая совсем. И ты с ней так… Не по-человечески, — проронила мама тихо.
За грудиной противно заныло. Вот как она так умеет сказать несколько слов, чтобы я почувствовал себя последней сволочью?
— За дело. Нечего было хвостом крутить и к другому за моей спиной бегать.
От этих слов так и веяло ревностью и обидой. Но куда деваться, если всё так и было. Я бы эту девочку на руках носил. Но ей это не надо было. Я недостаточно хорош для нее.
Отец отложил столовые приборы и во все глаза уставился на меня.
— Платон, ты хочешь сказать, что весь этот цирк с конями из-за того, что ты приревновал Лену? И решил вот так поквитаться? Но даже этого не смог сделать. И в результате опозорил нас с матерью и ударил по репутации компании?
Что ему сказать?!
— Выходит, так.
Отец нахмурился еще сильнее, отодвинул от себя тарелку и произнес:
— У меня пропал аппетит. А ты, — он указал на меня пальцем для большей убедительности, — осёл.
После чего покинул столовую.
Есть я тоже не хотел. Ночью я не выспался, потому что мне снилось, что я добрался до затейницы и наказываю ее и сверху, и снизу. Можно было бы еще и бочком, только я проснулся. Очень недовольный собой.
В реале жизнь меня тоже не баловала.
Я уже собирался последовать примеру отца и выйти из-за стола, но мама меня остановила:
— Платон, а с чего ты решил, что девушка тебе изменяет? Ты застал ее с другим?
— Я не стал дожидаться, когда рогами за люстру цепляться начну. Нам обязательно говорить на эту тему?
Когда хотела, Екатерина Павловна умела проявлять твердость.
— Да, обязательно.
Я вздохнул.
— Нет, не застал. Мне сказали, что видели, как она целуется с другим.
— А сам ты этого не видел?
— Нет, не видел.
Она горестно вздохнула, как всегда делала, когда ее вызывали в школу, и продолжила увещевать меня спокойным, тихим голосом:
— А ты не думал, что тебе сказали неправду? Кто тот человек, который это видел? Ты ему так доверяешь? И что, если тебя обманули? Что бы ты чувствовал на месте этой девушки? Если бы без всякой причины твои интимные изображения близкий человек собрался выложить в интернет?
Чем дольше мать говорила, тем больше сомнений у меня появлялось. Доверял ли я Орлову? Нет, конечно. Однако, если мать права, я в этой ситуации наворотил дел.
Справедливости ради, не только я.
— Скажи мне, если бы ты узнала, что так с тобой собирается поступить отец, ты бы тоже смонтировала такой же сюжет и выставила его на посмешище?
Мать рассматривает несколько секунд ногти с идеальным маникюром, потом отвечает:
— Нет. Я бы так не поступила в любом случае. Но все люди разные. Возможно, девочка посчитала, что это справедливо.
Я хмыкаю. Ничего себе справедливость!
— Она для тебя ничего не значит? — продолжает свое наступление мать.
Я молчу. Скажу "нет", совру. Скажу "да", признаю свою слабость.
Но ей мой ответ не очень и нужен.
— Ты бы разобрался, сынок.
После этого она тоже уходит, оставив меня размышлять, почему все пошло через одно место.
Надо поговорить с Киром. Хоть кто-то же должен сказать правду.
С другой стороны, желание поквитаться за выходку Лены никуда не делось. Мне хотелось устроить ей какой-нибудь запоминающийся треш. Может в бордель ее продать? Мне кажется вполне достойно. После шоколадного хера, торчащего из моей задницы; на весь простор интернета. И определить куда-нибудь подальше, чтобы Давлатов сразу не нашел.
Может, тогда эта зараза перестанет мне сниться?
От родителей я уехал сразу после завтрака. И два дня бухал, лежа на кровати, на которой всю ночь трахал Еленку. На неменянном белье. Потому что мне казалось, оно еще пахнет девушкой.
Нет, я не слабак.
Я обезумел.
Еленка
Я поднимаю на маму заплаканные глаза и задаю ей вопрос, который пугает меня:
— Разве это любовь? Разве смогла бы я сделать такое с человеком, которого люблю? Это же такое унижение для мужчины!
Она пожимает плечами:
— Лен, любовь, она — разная. Между мужчиной и женщиной многое замешано на страсти. Мне кажется, что ты не смогла бы сделать что-то по-настоящему плохое Платону. То, что ты натворила, это как жест отчаяния. Тебя настолько обидело то, что он пытался с тобой сотворить, что ты решила продемонстрировать ему, каково это, когда тебя незаслуженно топят в грязи. Ты не умеешь открываться.
Ее слова заставляют меня говорить, описывать то, что я чувствую, не пытаясь казаться лучше или хуже.
— Я… Ты знаешь, мальчики никогда не вызывали во мне такого интереса, как у других девочек. С ними было интересно играть в войну или лазить по деревьям. И чем старше я становилась, тем больше меня настораживало, что я не испытываю к ним влечения. Для меня они — приятели. И Платон… Он тоже не вызывал у меня особого восторга. Наглый, самовлюбленный индюк. Так было до этой осени. Он полез целоваться, а мне понравилось. И до сих пор нравится. Но я ему не верила. Потом Кир предложил встречаться. Говорил, что я ему нравлюсь. А оказалось, что он любит другую девушку. Я увидела их вместе. Это было очень больно. И я решила — раз уж меня тянет к Платону, почему бы с ним не переспать? Я же до него не была ни с кем. И тут узнаю, что единственное, что нужно Платону — это опозорить меня. За что, мама? За то, что я ему доверилась? За то, что мне понравилось быть с ним? Я не смогла стерпеть. Это было выше моих сил. Хотя до последнего, как дура, ждала, что он не станет этого делать. Что я все не так поняла. И не дождалась.
Я больше не плачу.