На громадной мраморной доске, расположенной в верхнем ярусе дворца, помимо собственно часов помещались бюст Колумба, множество надписей и несколько гербов. Эту композицию итальянец и показывал ей с гордостью. Осознав, что легко их понимает, Альтаграсиа внимательно прочитала все надписи, написанные на кастильском и итальянском.

ONORE E GLORIA

A CRISTOFORO COLOMBO

NOSTRO CONCITTADINO.[33]

Siendo yo nacido en Genova

vine a server aqui en Castilla.

Genova es ciudad noble y ponderosa por la mar

della Sali y en ella naci

(Testamento 1498).

Bien que el cuerpo anda aca

el Corazon est alli de continuo

(Carta abril 1502).

На солнечных часах красовалась надпись: «Hora veritatis».[34]И чуть ниже:

ORE 17.34

MEZZOGIORNO

A SAN SALVADOR

1492–1892

ENRICO D’ALBERTIS.[35]

Альтаграсиа дочитала испещренную надписями широкую плиту, укрепленную на стене замка, и задумалась. Все, что она услышала, показалось ей весьма любопытным. Откровенно говоря, следовало хорошенько обсудить с коллегами полученные сведения и прийти сюда снова. В замок обязательно нужно вернуться. Она чувствовала: тут их ждет подсказка. Но вот где ее искать?

— Вы довольны, синьорина? — спросил итальянец.

— Да, конечно. Но я собираюсь посетить ваш музей еще раз вместе с коллегами по университету и сделать более подробные записи.

— Прекрасно. Я охотно пригласил бы вас поужинать, если вы не возражаете.

Альтаграсиа с трудом избавилась от гида и вызвала такси.

Десятки гостей возвращались в гостиницу под вечер, другие, наоборот, уходили, собираясь поужинать в одном из многочисленных генуэзских ресторанчиков. Детективы встретились в вестибюле. Эдвин производил впечатление уставшего и павшего духом. Оливер также не выглядел удовлетворенным и даже не привел себя в порядок к ужину. Альтаграсиа, напротив, явно была довольна. Компания зашла в тихий ресторанчик, чтобы спокойно поесть и обменяться полученной информацией. Мужчины коротко рассказали о предпринятых шагах и постигшей их неудаче. Ни единой новой зацепки! Зато в замке Д’Альбертис содержится нечто важное, хотя она пока не понимает, что именно, заявила Альтаграсиа.

— Там масса недвусмысленных указаний, совпадающих с найденными нами в Санто-Доминго, Севилье и тем, что могло находиться в цоколе памятника на площади Акваверде в Генуе.

— Вы мое мнение знаете, — отозвался Оливер. — Здесь, возможно, родился Колумб. По-моему, очевидно, что это место имеет особое значение для тех, кто хранит старинные документы, связанные с его именем. О чем бы ни шла речь, у меня такое ощущение, что мы вплотную приблизились к чему-то весьма существенному.

— Сегодня меня не покидало чувство, что город преисполнен сюрпризов, пусть лично я ничего не нашел, — заметил Эдвин.

— Давайте завтра сходим в замок, — предложила молодая женщина.

— Ладно, только расскажи нам о замке подробно, — попросил ее соотечественник.

Доминиканские профессора тем временем тоже ужинали — в ресторане гостиницы. Донья Мерседес, отдохнув от полета, вновь взяла бразды правления в свои руки.

— Я разговаривала с Альтаграсией. Она сказала, что они получили от Верди определенную информацию. Как мы и задумали. Пока это все.

— Не уверен, что это была хорошая затея, — высказался Габриэль Редондо. — За много лет мы вложили во все это столько труда, а теперь ситуация выходит из-под контроля.

— Можешь не сомневаться, — раздраженно ответила донья Мерседес, — вся собранная ими информация в конце концов попадет к нам.

— Да, но проблема не только в этом. Где гарантии, что положение не осложнится?

— Тихо! Верди идет. Сменим тему.

И я хочу, чтобы упомянутым особам было дано из моего имущества перечисленное в сей грамоте […] И надлежит дать все таким способом, чтобы они не ведали, кто распорядился дать им это. Во-первых, наследникам Джеронимо дель Пуэрто […], канцлера Генуи, полагается двадцать дукатов. Антонио Вазо, генуэзскому купцу […], назначено две тысячи пятьсот реалов […] Наследникам Луиса Сентурион Эското, генуэзского купца, — тридцать тысяч реалов […] Им же, а также наследникам Паоло Негро, генуэзца, причитается сто дукатов или добро равной стоимости.

Завещание Колумба. 19 мая 1506 года

Начальник экскурсионного бюро музея замка Д’Альбертис, Альфредо Пессаньо, бросился навстречу доминиканке, преграждая ей путь во дворец.

— Вот уж не ожидал увидеть вас так скоро, синьорина!

— Я пришла не одна, — отвечала Альтаграсиа, пытаясь улыбаться как можно приветливее.

— Я могу приступать к обязанностям?

— Нет, в этом нет необходимости. После вашей вчерашней экскурсии я теперь тоже эксперт.

— Ну как угодно. Я буду здесь, внизу, если вам что-то понадобится. — Гид сник, разочарованный.

Альтаграсиа, наоборот, обрадовалась: появилась возможность осмотреть музей без свидетелей. Она повела коллег с конца маршрута и сразу к тем экспонатам, что возбудили у нее особый интерес.

Солнечные часы просто поразили мужчин. Гигантская плита, частью которой они являлись, а главное, тексты — все это требовалось истолковать или хотя бы попытаться осмыслить. Оливера почему-то особенно заинтересовало обозначенное время.

— Странно. «17.34. Полдень на Сан-Сальвадоре». Чтобы это значило? — задумчиво протянул он.

— Я полагаю, что когда тут, то есть в Генуе, солнечные часы показывают 17.34, на острове Сан-Сальвадор наступает полдень. Разница во времени составляет примерно пять с половиной часов, — предположила Альтаграсиа.

— Да это ясно! — отвечал испанец. — Однако непонятно, что хотел сказать капитан д’Альбертис и почему он обозначил именно этот час. Когда на острове полдень, здесь — семнадцать часов тридцать четыре минуты. Капитан мог выбрать любое другое время суток на острове Сан-Сальвадор вместо этого и указать его тут, прибавив пять с хвостиком. Почему полдень?

— Надо подумать, — сказал Эдвин.

— Наверняка это отсылка, — продолжал Оливер, — возможно, ложная. Пока не подтверждено, что часть завещания, где Колумб прямо называет Геную, является подлинной. Следует не упускать это из виду.