До того, как трафик прекратился в 1917 г., для работы на сахарных плантациях на Тринидаде и в Британской Гвиане наняли на основе кабальных договоров почти 400 000 работников с Индостана. Это только добавило этнической напряженности.

Территории занимались и добычей полезных ископаемых, например, нефти, битума и бокситов. В 1890-е гг. там поймали вдовушки, сделали чучела и продали изготовителям шляп и портным в Европе десятки тысяч колибри. Такие приемы и уловки едва ли облегчали положение дел в Вест-Индии, о котором королевская комиссия в 1897 г. заявила, как «о печальном и достойном сожаления, а иногда и отчаянном». Джозеф Чемберлен хотел, чтобы Британия предоставила гранты, дабы зависимые территории не впали в анархию и разруху[3411].

Даже в период заката промышленности сахар поддерживал Карибы. Цены росли во время Первой Мировой войны. Несмотря на их дальнейшее снижение, в сахародобывающей промышленности к концу 1920-х гг. было занято 175 000 жителей Вест-Индии (примерно одна десятая часть). Их безжалостно эксплуатировали. Профсоюзы были запрещены, оплата ничтожна, а рабство еще отбрасывало длинную тень. Большинство белых нанимателей считали, что «цветные работники — животные, или даже хуже животных»[3412]. Относились к ним соответствующим образом. Некоторые плантаторы срубали хлебные деревья, чтобы «попытаться заставить работать ленивого негра»[3413].

Но появлялся и небольшой средний класс мулатов, чья более светлая кожа часто давала социальные преимущества. При вступлении в брак большинство людей мечтали, как они сами говорили, добавить немного сливок в кофе.

Однако британцы делали мало уступок демократии. Карибский бассейн оставался болотом и тихой заводью. Эти территории были даже отрезаны друг от друга. Не имелось прямой связи между Британским Гондурасом и Антигуа, Гренадой или Тобаго, даже между островами, расположенными в пределах видимости — например, Сент-Винсентом и Сент-Люсией. Письма, отправленные с Ямайки на Барбадос, шли через Галифакс, Нью-Йорк или Лондон. Высшим местным чиновникам разрешалось отправляться в отпуск домой вместо того, чтобы поездить по региону. Большинство британцев считали, что «Вест-Индия как-то связана с Индией»[3414], а заинтересовались ею только после того, как Лири Константин показал себя мастером крикета.

Когда великая депрессия вызвала большую безработицу и серьезные трудности, не существовало никаких конституционных каналов, чтобы народ мог выпустить злость. Поэтому, когда цена на сахар достигла самой низкой отметки за все времена (пяти фунтов стерлингов за тонну), а заработная плата на некоторых островах упала до 1 шиллинга 3 пенсов в день (такой уровень едва ли превышал расценки 1830-х гг.), Карибы сотрясла серия в большей или меньшей степени кровавых выступлений. В 1933 г. безработные протестовали на Тринидаде. На следующий год восстания сотрясли Британский Гондурас. Сент-Киттс, где отсутствующим белым принадлежала большая часть земли, взорвался в 1935 г. После этого местом действия снова стал Тринидад. Забастовки парализовали судоремонтные заводы и причалы на Ямайке, угольный порт на Сент-Люсии. Беспорядки происходили в Британской Гвиане, на Барбадосе, Сент-Винсенте и в других местах.

Как сказал будущий премьер-министр Ямайки Норман Мэнли, простой человек больше не будет терпеть нечеловеческие условия: «Он готов поднять шум своими средствами, чтобы привлечь внимание к своим проблемам»[3415].

Национализм в Вест-Индии родился из этой гражданской борьбы. И раньше имелись признаки созревания, особенно, в период Первой Мировой войны. Тогда Вест-Индийский полк стал источником гордости на Карибах. Последовали шаги в развитии самоуправления— особенно, на Ямайке, в Британской Гвиане и на Тринидаде. Но именно долгий экономический кризис привел к рождению и разрастанию профсоюзов, кооперативных обществ, реформаторских лиг и других организаций, которые часто перерождались в политические партии. Появились и националистические лидеры — например, Роберт Брэдшоу на Сент-Киттсе и Альберт Гомес в Тринидаде. На многих повлиял социализм. Тедди Джаган поддерживал марксистские идеи в Гвиане. И даже консервативный Грантли Адаме пел «Красный флаг», размахивал серпом и молотом и продолжал «социальную революцию»[3416], которая покончила с властью белых и имперским правлением на Барбадосе. Такие руководители, как блестящий юрист Норман Мэнли и влиятельный историк Эрик Уильяме, интеллектуально соответствовали лучшим колониальным чиновникам, если только не превосходили их. В Оксфорде Уильяме принизил белого сокурсника, который удивился, что житель Тринидада может говорить на английском языке. Он стал отличником по классическим дисциплинам и объяснил: «Видите, мы на своем Тринидаде и на латыни говорим»[3417].

Однако некоторые лидеры были мошенниками, колеблющимися и неустойчивыми. Эти жаждали власти. Вере Берд с Антигуа оказался вовлечен в мелкомасштабные финансовые скандалы, как и шумный, похотливый и суеверный Эрик Гейри, лидер Лейбористской партии Гренады. Последнего оштрафовали за непристойное поведение и лишили избирательных прав за то, что он привел на собрание соперников шумовой оркестр, играющий на канистрах, бочках и т.д. Уильям Брамбл, основатель профсоюза на Монтсеррате, был найден виновным в коррупции, прожектерстве и неспособности к действию[3418].

Но ни один будущий премьер-министр Вест-Индии не был более ветреным, непостоянным и ярким, чем Александр Бустаманте, которого часто называли «некоронованным королем» Ямайки. Этот кондотьер, ходивший с пистолетом, обычно окутывал свое происхождение таинственностью, но заявлял: «Я из сточной канавы бедности»[3419]. Он был смелым человеком, соединив в себе вероломство, хитрость и шарм. Его сравнивали с героем ямайского фольклора, искусным и находчивым человеком-пауком Ананси. «Буста» обладал острым и практичным умом, часто ударялся в демагогию, специализировался на приземленности и саркастических речах, хвалился, что его последователи «станут голосовать за собаку», если он так скажет[3420]. На самом-то деле он был менее радикален, чем его соперник и родственник Норман Мэнли. Но Бустаманте «проповедовал умеренный курс с позитивной зажигательной яростью»[3421]. Он стал «Мессией лишенных прав, безработных, угнетаемых и мало оплачиваемых». И он объединил их, обещая «лучшую жизнь здесь и сейчас, в стране, в которой они составляют большинство, хотя общество их пока активно исключают»[3422]. Сами британцы признавали: возникшие проблемы вызваны прошлым пренебрежением, а королевская комиссия под председательством лорда Мойна, плутократа, склонного к отеческой заботе, рекомендовала большее количество субсидий для улучшения социальных условий. Однако к 1939 г. выдающиеся представители Вест-Индии, имевшие поддержку масс, уже искали пути уничтожения самого колониального порядка.