Этим же вечером мы осмотрели несколько точек, остановившись на квартире проживания, снятой людьми Гусятинского на несколько месяцев. Угол стрельбы крутоват, но больше вопросов оставляли полностью зашторенные занавески.

Следующим днем прозвучавший выстрел приостановил нормальное функционирование жизнедеятельности организма Григория, за три дня до этого вернувшегося в Киев с островов Канарского архипелага. Тяжелая проникающая рана головы, разрушившая часть мозга, с последствиями которой врачи боролись за хоть какое-нибудь существование человека всеми возможными и невозможными методами пять суток, оказалась смертельной…

Двадцать шестого января на другой съемной квартире, арендованной мною еще в первый приезд, меня посетил Олег Пылев, радостный и восторженный, что было связано с выполнением мною данного обещания, с отсутствием шансов на выживание «Грини», соответственно, полностью открытой дорогой к обогащению и единовластию над готовой бригадой – «профсоюзом» «медведковских».

Через полчаса разговора он уехал, чем дал мне полную возможность вернуться домой и готовиться исчезнуть. Но далеко не всегда происходит так, как нам хочется…

А ведь окажись я преданным шефу, что невозможно в тех условиях и при таких его планах для нормального человека, то погибли бы Пылевы, вместе с еще десятком молодых людей, считающимися их близкими. Для меня выбор очевиден, о чем я не жалею. Пожалуй, это единственный случай, который я могу признать действительно необходимым мне лично…

Евгений Любимов – «Женек». Фотография из фототаблиц материалов дела.

Ликвидация Пылевых не спасла бы Тимура Хлебникова, он бы успел погибнуть. Другое дело, что мстить Наде было бы некому, кроме Ческиса, который остался бы без «крыши»…

Итак, 31 января 1995 года в ресторане «Золотой дракон» на Каланчевке собрались несколько супружеских пар – я с супругой и мои друзья детства с женами. В самый разгар в круг танцующих быстро вошли несколько крупных, спортивного вида, молодых людей, хмурых, серьезно настроенных. Это оказалась охрана братьев Пылевых, решивших своим появлением засвидетельствовать свое почтение человеку, как они сами сказали – «спасшему им жизнь». Через две недели мне предстояло это сделать снова.

Меня объявили «третьим братом» со всеми выходящими последствиями, преподнесли часы «Картье Паша» с тремя сапфирами, и удалились готовиться принимать в свои руки огромную империю Гусятинского, уже начавшуюся рушиться, причем именно с СП «Русджет», еще недавно обещавшую приносить невероятные барыши…

На тот момент я еще был уверен, что через пару дней исчезну, представив свое исчезновение, как месть за убийство Гриши с чьей угодно стороны. Но планам этим не суждено было сбыться – появились кровожадные Юра Бачурин – «Усатый» и Евгений Любимов – «Женек» – «лианозовские» братки, пару месяцев назад занявшие место Олега Пылева рядом с Гришей, и теперь сознавшие явно сделанную ошибку в выборе…

31 января 1995 года мне исполнилось 28 лет. Мы праздновали до полуночи. В момент, когда гости разъезжались, в другом месте, что не удивительно, тоже происходили события…

Еще днем, изнемогая от мук сознания, не желающего мириться с потерей, Надежда меняла свечу у портрета Тимура. Немного погорев, огонь заплясал без видимых причин. «Пляска» не утихала несколько минут, притягивая к себе взгляд вдовы. Ей казалось, что с той стороны муж что-то хочет ей сказать, но кроме загадочного танца больше ничего не происходило. Она усмехнулась где-то слышанному: «До сорока дней усопшие не являются живым из-за сильной «занятости»». Но порыв остался, вылившись в короткий монолог:

– Прикольно. Занят ты Там?! Ну уж нет! Изволь мне присниться!..

Выпив какие-то таблетки для сна – теперь она не могла без них, а когда они переставали действовать, запивала водкой, разведенной водой из-под крана, для верности, чтобы не ощущать явь. Сон завладевал перерывами, то наваливаясь, то отступая. В очередной раз, не понятно от чего именно, она услышала телефонный звонок, последствия которого сохранились в «Черном дневнике», текст которого я решил пересказать, точно придерживаясь сути. Кто знает что это: сон, явь, галлюцинация, материализовавшееся воображение, однозначно – явно предупреждающее о чем-то:

«Звонили из «Русджета»:

– Надежда Юрьевна, в Тимура Илларионовича только что стреляли…

Не одеваясь, она выскакивает на улицу, почему-то здание офиса в нескольких метрах от подъезда. Вот уже одним прыжком преодолевая это расстояние, она, почему-то, приземляется на ту же ступень, с которой отталкивалась. Опустив голову вниз, понимает – наледь под ногами, над головой дождь со снегом. Плюнув, Надя встала на четвереньки и поползла.

Преодолев дорогу до входа, вскочила и ну ходу по лестнице. Офис на втором этаже! Но между ним и входными дверями, в коридорах, на лестничной площадке, даже тамбурах и курилках – люди. Здесь Волошин, Саркисов, Зинченко, еще кто-то, кого она не знает. Тут и ненавистный Ческис! Она направляется в его сторону, делая отчаянный рывок, ища по сторонам любое подручное средство, могущее облегчить его убийство, но, не находя, пытается схватить хотя бы за свитер. Её отдирают почти сразу, как тогда от Тимура. Свитер рвется, из его карманов выпадают бумажные деньги, сам он трусливо прячется за спинами остальных. Вокруг все молчат.

Видя такую, складывающуюся не в ее пользу обстановку, Надя, делая вид, что ее порыв ослабевает, почти без эмоций, на самом деле задыхаясь, говорит:

– Ладно, тварь! Сейчас главное – Тимур. А с тобой я разберусь потом!

Разворачиваясь, бежит вверх, и, пролетая еще один лестничный марш, входит в офис. Распахивая дверь, видит сидящего на подоконнике Тимура. Муж смотрит в окно. Оно небольшое, очень высоко расположенное от пола, который он, такой высокий, не достает ногами. За стеклом летит серый дождь с грязным снегом. Не в силах пока пошевелиться, боясь спугнуть или сделать, что-то не так, Надя, впитывая каждую мелочь, рассматривает любимого. Он одет в свою реальную одежду: джинсы и коричневый свитерок с тремя пуговицами и воротничком, очень любимый, тот, что куплен ими вместе в Стокгольме. Супруг сидит не шевелясь, куря одну за другой сигарету, быстро, сосредоточенно. Она не выдерживает:

– Тимур! В тебя же стреляли! Это Ческис?! Он прячется. Он сейчас сбежит. Что нужно делать?

Будто ни в чем не бывало, ничего не случилось, а происходящее обычнее обычного, Тимур поворачивается к ней:

– Наичка, ты уже ничего не сможешь изменить. Тебе ничего не надо делать. Я со всем разберусь сам. Посмотри лучше, какими станут дети!.. – Указывает ей на происходящее за окном, которое удобно для обозрения неожиданно раздвигается в стороны и вертикально – от потолка до пола и от стены до другой стены. Взору вдовы открылась залитая солнечным светом полянка, по центру стоят Катя и Георгий. Годовалый Георгий на глазах вытянулся, превратившись почти во