Твардовский, смелый редактор журнала «Новый мир», решил начать новую литературную битву, которая, как это всегда бывает в Советском Союзе, будет иметь важные отклики и в области политики: его противниками и на этот раз являются бывшие сталинисты, укрывающиеся в рядах Союза советских писателей, которые со страниц «Правды» ответили ему словами, звучащими как отлучение.

Сигналом к битве была публикация на страницах последнего номера «Нового мира» романа молодого автора Виталия Семина, названного «Семеро в одном доме». По мнению малоизвестного критика «Правды», в этом романе «есть все, что не должно быть в советском романе». Тем не менее, – пишет газета, – многое из того, что сказано автором романа, имеет привкус истины, прожитого жизненного опыта и вызывает раздражение именно по этой причине. Важным представляется то, что Твардовский решил вновь возобновить полемику, которая никогда окончательно не угасала (цит. по: Р. Романова. Александр Твардовский. С. 634–635).

по имеющимся данным, некоторые государства, главным образом США, Франция, ФРГ, Италия, пытаются использовать фестиваль для пропаганды западного образа жизни и проведения сионистской кампании.

Руководство делегациями капиталистических стран фактически осуществляется специально выделенными сотрудниками соответствующих посольств.

для проведения сионистской пропаганды израильская делегация привезла с собой большое количество литературы, предназначенной для распространения среди советских граждан.

В пятницу был у Демичева, беседовали около трех часов (!). Начал было я с ж[урна]ла, но он говорит, – нет, давайте об общем положении: что делать, например, с Союзом писателей РСФСР, нужен ли он, кем заменить Соболева – и пошло, и пошло. Главное было не в обширности тематики, а во «взаимопонимании», нарастающем расположении друг к другу. Конкретно разрешился вопрос о «Театральном романе».

– Печатайте, раз вы считаете, что нужно.

– Да, но дядя Дима…

– Ах, Поликарпов. Он вам скажет, что вы можете поступать по своему (редакции) усмотрению. (Хорош бы я был, если бы, понуждаемый через посредство «аппарата», взял обратно письмо в ЦК, подписанное вместе с Симоновым).

Зашла речь, конечно, и о Солженицыне.

– Я хотел бы с ним встретиться. Думаю о нем слишком много, чуть не каждый день.

(Когда я рассказывал об этом в редакции, в дверь заглянул Солженицын со своей ужасной бородой – без усов – и с бакенбардами, – ничего нельзя лучше придумать, чтобы попортить его красивое открытое лицо). Я тут же сговорился с секретарем Демичева, на другой день Солженицын был принят, – звонил мне сюда, доволен, хотя и не знает, как это вообще хорошо для ж[урна]ла, для него и для меня и вообще (А. Твардовский. Новомирский дневник. 1961–1966. С. 364).

Оба мы очень остались довольны.

Я не просил его ни печатать сборника моих рассказов, ни помочь мне с пьесами. Главный результат был тот, что совершенно неожиданно, без труда и подготовки, я укрепился при новых руководителях и теперь какое-то число лет могу спокойно писать.

– Они762 не получили второго Пастернака! – провожал меня секретарь по агитации (А. Солженицын. С. 119).

АИ отказался от поездки в Италию. Лев : «Неужели не хочешь?»

– Есть «хочу» и есть «должен». Мое ущелье суживается. Не знаю, сколько у меня времени, сколько жизни. Морочу голову «Раковым корпусом». Демичев не спросил про маленькие рассказы. «Семья и школа» хочет печатать (Знамя. 2018. № 9. С. 158).

Я рассказала ей о Евтушенке: вернувшись из Италии, он написал в ЦК записку – отчет и там о Бродском: как вредит нам это дело, как необходимо его выпустить поскорее и потом издать его книгу – причем он, Евтушенко, берется отобрать стихи и написать предисловие.

– Не до книги, – сказала Фрида. – Освободили бы поскорее (Л. Чуковская. Из дневника. Воспоминания. С. 251).

Не могу понять – чего больше в замыслах Е. А. – наивности или самообмана. Какая книжка, если Б. будет выслан? Как можно издавать что-либо и писать предисловие без согласия автора? Чушь. Все эти фантазии Е. А., доходившие до Б., полагаю, и приводили его в ярость. Ему менее всего нравилось выглядеть спасенным Евтушенко, когда он знал, что это не имеет отношения к реальности. Как Вы знаете, я отношусь к Е. А. с симпатией и вендетту Иосифа никогда не поддерживал. Но, когда читаю подобные тексты Е. А., то начинаю Иосифа понимать.