занимались военным потенциалом СССР и более глубокими вопросами обстановки, не входящими в компетенцию их коллег из группы I, а группа III отвечала за допросы пленных, обработку захваченных документов и анализ советской прессы и радиовещания. В дальнейшем в ФХО появились собственные подразделения радиоразведки. К каждой группе армий был прикомандирован радиоразведывательный полк, подчинявшийся службе связи, но оперативно взаимодействовавший с абвером и ФХО. Полк имел два радиобатальона, состоявших из одной роты дальней и двух рот ближней радиоразведки. Роты прикомандировывались к штабам армий, а взводы — к штабам корпусов.

В отделе ежедневно в 10.00 и в 22.00, а иногда в 20.00 проводились оперативные совещания, на которых совместно вырабатывались разведывательные оценки для командования сухопутных войск. Гелен уделял значительное внимание систематической обработке всех доступных материалов, позволявшей получить высокие результаты даже без серьезных оперативных достижений. “Опыт на Востоке показал, что очень хороший процент успеха достигается, когда могут быть использованы 20 % донесений агентов, даже если оставшиеся 80 % следует отбросить”[367].

Офицеры I группы 12-го отдела вели обстановку на фронте на нескольких специальных картах. Основными из них являлись:

1. Карта наблюдений в масштабе 1:300 000, отражавшая общую обстановку на фронте, составленную по данным разведки, и обновлявшаяся каждые 1–2 недели.

2. Карта передислокации войск в масштабе 1:1 000 000, отражавшая только зафиксированные перегруппировки советских войск. Она облегчала понимание происходивших процессов и обновлялась, в зависимости от их интенсивности, в период от 2 недель до 1 месяца.

3. Артиллерийская карта в масштабах 1:300 000 и 1:100 000, обновлявшаяся каждые 10 дней.

4. Карта агентуры противника в масштабе 1:100 000. Обновлялась ежемесячно и отражала движение расшифрованной советской агентуры с указаниями направлений, исходной точки и конечных пунктов. Это позволяло судить о стратегических или оперативных намерениях командования Красной Армии, которые оно старалось обеспечить разведывательными средствами.

5. Карта собственной агентуры в масштабе 1:1 000 000 служила вспомогательным документом для облегчения работы с агентами. Она обновлялась ежемесячно и содержала условные обозначения агентурных сообщений, нанесенные разным цветом, в зависимости от степени их надежности.

6. Карта железнодорожных перевозок составлялась по данным аэрофоторазведки и обновлялась ежемесячно, а иногда и ежедневно. На ней отражалось количество прошедших в конкретном направлении воинских поездов и при возможности — характер перевозимого груза. Работа с этой картой осложнялась постоянным изменением советских нормативов потребного количества подвижного состава для перевозки различных воинских частей, поэтому ее общая ценность зачастую оказывалась ниже ожидаемой. Кроме того, при ее составлении по непонятным причинам не учитывались агентурные сообщения, что повышало результативность постоянно применявшейся советской стороной стратегической маскировки перевозок.

7. Карта состояния железных дорог, на которой отображались их разрушения и восстановительные работы. Составлялась по данным аэрофоторазведки, радиоразведки и допросов военнопленных.

8. Карта расположения танковых войск. На ней учитывалась только дислокация бронетанковых частей Красной Армии, позволявшая судить о ее ударной мощи на конкретных участках фронта.

Для ведения ближней разведки германские агенты проникали в прифронтовую полосу в основном наземным путем. Как уже указывалось, с 1943 года в ней задерживалось свыше половины захваченных германских диверсантов и разведчиков, задачей которых чаще всего являлось наблюдение за каким-либо из участков, нередко они проверяли сообщения других агентов. Как правило, заброшенные агенты не снабжались радиостанциями и после недолгого пребывания в советском тылу возвращались для личного доклада. Основным средством борьбы с этой категорией агентов стала заградительная служба, в опознавательных группах которой находились агенты-опознаватели, знавшие в лицо многих своих коллег по разведшколе или иному разведывательному органу. Иногда у захваченных все же имелись рации, и тогда “СМЕРШ” пытался проводить через них короткие радиоигры для поддержания иллюзии продолжения их деятельности. Часто их целью являлось подтверждение ранее переданной по другому каналу дезинформации.

Глубинная разведка велась немцами в полосе от 50 до 300, иногда до 500 километров от линии фронта, и агенты доставлялись туда только по воздуху. Большей частью использовалось парашютирование, однако иногда применялся и посадочный способ. Эти люди экипировались и готовились уже совершенно иначе, а основным средством связи с направившим их разведорганом было радио. Данное обстоятельство предопределяло стратегию контрразведки в борьбе с такой агентурой, стремившейся в первую очередь перехватить каналы связи, то есть захватить радиста с шифрами. В случае успеха это позволяло взять под контроль не только данную группу или резидентуру, но и прибывающих к ней агентов. Таким образом появлялась теоретическая возможность контролировать всю разведывательную сеть противника, что на практике, естественно, было недостижимо даже в отдаленной степени. Всегда существовала возможность заброски новых агентов с единственной целью контроля за той или иной группой, и предугадать это было невозможно. В отличие от Великобритании, островное положение которой явилось залогом успеха системы дезинформации, простиравшаяся через всю Европу с севера на юг линия фронта не могла быть непроницаемой на всех участках. Поэтому для обеспечения безопасности глубинных районов страны следовало сконцентрироваться, во-первых, на приложении максимальных усилий в прифронтовой полосе, а во-вторых, на наступательных операциях, то есть на внедрении в разведорганы противника.

Проведение с этой целью легендированных агентурных комбинаций и радиоигр как их разновидности вначале не являлось монополией какого-либо одного оперативного органа, однако в 1943 году начальник ГУКР “СМЕРШ” НКО Абакумов решил добиться перевода их всех в свое ведение. Эта ему почти удалось, за исключением игр 4-го управления НКГБ СССР “Монастырь” и “Послушники”. Следует отметить, что “Монастырь” был, пожалуй, самой разветвленной и долгой игрой, развившейся в две другие, и Абакумов болезненно воспринял свою неудачу в этом вопросе. Насчитывавшее 18 томов литерное дело “Монастырь” первоначально не имело отношения к радиоиграм и начиналось Особой группой при наркоме НКВД как легендированная агентурная разработка. Ее ход достаточно подробно описан в справке 10-го отдела КГБ при СМ СССР от 3 июля 1975 года № 10/5-871, а также в воспоминаниях нескольких ее прямых и косвенных участников, в том числе Судоплатова и Скорцени. В источниках имеется немало разночтений и противоречий, что в соответствующих случаях оговаривается.

Операция началась с организации легендированной антисоветской церковно-монархической организации, с помощью которой планировалось выявить лиц, стремящихся установить агентурные отношения с германской разведкой. В качестве первого шага контрразведка обратила внимание на жившего в нищете в Новодевичьем монастыре в Москве полупарализованного Б. А. Садовского, бывшего умеренно популярного поэта-символиста. В мемуарах Судоплатова он выведен под фамилией Глебов, а некоторые другие источники указывают его псевдоним “Седов”, под которым Садовской фигурировал в учебниках по спецдисциплине. Несмотря на более чем скромное существование, он не утратил живости ума и широких знакомств в среде бывшего дворянства, что весьма способствовало развитию будущей оперативной комбинации. Ключевой фигурой “Монастыря” стал агент ОГПУ/НКВД/НКГБ с 1929 года А.