Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пора было возвращаться. Хелен позволила себе запечатлеть безмолвный пейзаж – быть может, в последний раз. Она вздохнула. Жаль, если больше не доведется встретиться.
Вечер
Огромный стеклянный дворец сгорел четыре года назад, но район сохранил название Кристалл-Палас. Из садика Перси и Дженни был виден весь Лондон. Они стояли там с Гербертом и Мейзи, высматривая далекий Хэмпстед.
Небо на западе пламенело, предвещая беду. С востока от эстуария надвигалась ночная тень. Что до столицы, которая заполнила бассейн огромной кляксой, то в ней строжайше соблюдалось затемнение. Прежнего миллиона огней не было и в помине. Лондон стал черным пятном, дожидавшимся неразличимости.
Их осталось только четверо. Герберт и Мейзи были бездетны. Сын Перси и Дженни воевал, дочь вышла замуж и жила в Кенте. Мейзи и Дженни так и не сблизились, но со временем поладили и этим днем, желая отвлечься, ходили в кино на «Унесенных ветром». Прошлую ночь они простояли в саду, наблюдая за самолетами, волнами накатывавшими на Лондон, и пламенем, которое занималось там и тут, выбрасывая огромные клубы пепла во мрак ночного неба. Снова горел Ист-Энд. Куда упадут бомбы сегодня?
– Будешь смотреть? – спросила Дженни.
– Нет, не сегодня, – ответила Мейзи.
– Время, – сказал Перси.
Им с Гербертом было за шестьдесят. Ночами они помогали на соседней маленькой пожарной подстанции. «Не могу сидеть сложа руки и ждать», – объяснил Перси. Мейзи считала, что Герберту правильнее остаться с ней. «Им лучше быть вместе», – возразила ей Дженни.
– Тогда идем, – откликнулся Герберт.
Ровно в шесть часов Чарли снова ушел. До этого, правда, был спор. Тема не менялась с тех пор, как троих старших детей эвакуировали, а Рут отказалась покинуть Чарли. Он еженощно переживал за нее и младенца.
– И где же ты собираешься ночевать?
У Рут было три места на выбор. Первое – бомбоубежище. В центре Лондона таковыми становилось метро или какое другое подземное сооружение. Но в Баттерси под него отвели дом, обложенный мешками с песком и далеко не безопасный. Если бомба взрывалась по соседству, то ничего, однако прямое попадание означало гибель для всех укрывшихся. «Вопрос очередности», – сухо заметила Рут. Второй вариант – весьма надежное убежище Андерсона. Оно представляло собой половинную трубу из гнутых листов гофрированной стали достаточной высоты, чтобы войти пригнувшись. Его вкапывали во дворе, обкладывали мешками с песком и присыпали землей. Это спасало от авианалета, если опять же не случалось прямого попадания.
Война уже преобразила узкий задний двор дома, снятого Доггетами возле Лавендер-Хилла. Во-первых, вдоль асфальтовой дорожки срыли траву и разбили огород. Во-вторых, появился загончик с тремя курами. Дальше расположилось убежище Андерсона.
Рут ненавидела его.
– Я не могу сидеть закупоренной в такой тесноте, – жаловалась она. – Там сыро, ребенку туда все равно нельзя!
Она твердила об этом без умолку, хотя Чарли считал убежище совершенно сухим. Но он знал, что Рут не переспоришь. Поэтому существовал третий вариант: сидеть дома под лестницей. Чарли обложил мешками заднюю дверь и окно. Это было все, что он мог сделать.
– Если на бомбе напишут наши имена, никуда не спрячешься, – сказала ему Рут, и шесть лондонцев из семи думали так же.
Он все равно из ночи в ночь перед уходом уговаривал ее пойти в убежище Андерсона. Наконец сдался:
– Мне пора, я больше не могу спорить.
– Иди, – ответила Рут. – Ничего нам не сделается.
И Чарли Доггет, надев форму и прихватив сапоги и шлем, отправился на свою опасную ночную работу.
В четверть седьмого Хелен Мередит поцеловала мать и пожелала спокойной ночи. Форма ей очень шла, белокурые волосы были заколоты и убраны под шапочку.
– Выглядишь на двадцать пять, и ни днем больше, – улыбнулась Вайолет.
– Спасибо, – с улыбкой кивнула та.
– Хелен. – Мать придержала ее за руку. – Не волнуйся. Все будет хорошо.
Невилл Силверсливз с готовностью впрягался в любой воз. В том не было его вины: к нему обращались, а он качественно делал все, о чем просили. Еще в ранней молодости он унаследовал от отца почтенную старую юридическую контору «Одсток, Олдербери и Силверсливз». И в какое бы общество он ни вступил, через несколько лет его неизбежно звали в секретари. Он был высок, с редеющими черными волосами и очень длинным носом. «На этот нос, как мухи на липучку, слетаются всякие мелкие посты», – съязвил один ядовитый барристер.
Будучи верующим человеком, чья фирма помогала епархии, Невилл прислуживал в соборе Святого Павла и, в силу должности, попал в инспекторы добровольных пожарных отрядов, которые действовали в Сити и Холборне. За последние месяцы лондонцы невзлюбили этих блюстителей за беспощадные требования к режиму затемнения, но те лишь выполняли приказы. Они ошибочно полагали, что немецкие летчики способны засечь с пяти тысяч футов даже зажженную сигарету. В самом Сити проживали немногие, но под защитой оказалось столько банков, контор и церквей, что инспекторы занимались серьезным делом. Пожары и бомбы угрожали им в той же мере. Но Невилл Силверсливз считал это просто очередным бременем, назначенным ему судьбой.
Этой ночью он заступил на дежурство.
Подстанция братьев Флемингов находилась в восемьдесят четвертом секторе на внешней границе лондонской юрисдикции. Это была школа, ныне эвакуированная. Арсенал сводился к четырем такси с лестницами, трем прицепным насосам, фургону и двум мотоциклам.
Дружины собрались вскоре после шести, но им, возможно, предстояло протомиться часы, пока их не призовут на помощь измотанным бригадам, работавшим в центре. На подстанции расположились офицер из кадровых пожарных плюс сами бригады, все члены которых принадлежали к Вспомогательной пожарной службе. Перси и Герберт состояли в резерве, вдобавок Перси обычно присматривал за кухней.
В главном зале поставили доску для игры в дартс, а Герберт прославился исполнением на старом пианино популярных песен из репертуара мюзик-холла. Единственной проблемой, по мнению Перси, было питание.
К сожалению, руководство не сумело его толком наладить. В распоряжении Перси имелись только рис, капуста и зеленоватая, на его взгляд, солонина.
– Не разгуляешься, – заметил он Герберту.
Оставалось одно: сварить рис и дожидаться гула первой партии немецких самолетов, пролетавших на центр Лондона прямо над головой. Давно стемнело, и Герберт сосредоточенно наигрывал очередную легкую мелодию, когда Перси, выглянувший за дверь, услышал рокот одинокого мотора, который надвигался прямо на него, затем он увидел пару огней, а вскоре – что-то огромное и огненно-красное.
– Боже, – выдавил он, задрожав.
Адмирал сэр Уильям Барникель вымахал ростом шесть футов и три дюйма; его грудная клетка напоминала нос линкора, а борода была пышной и рыжей. Он выглядел истинным потомком своих викингов-предков.