Политические маневры стран третьего мира связаны с более принципиальным вопросом о путях и последствиях модернизации. Проблему стоит рассмотреть в свете оппозиции «глобализм – антиглобализм», то есть как проблему путей и последствий модернизации третьего мира. Внешняя политика стран, которые до недавнего времени были под контролем Запада, зависит от их геополитических ориентаций. А эти ориентации, в свою очередь, в значительной мере определяются направлением, особенностями и последствиями модернизации, – то есть распространением на традиционалистские регионы технологий, в том числе социальных, европейской (евро-американской) цивилизации. Как можно видеть на примере дальневосточных политических и экономических культур, в результате технико-социальной модернизации может возникнуть или ужасный кентавр (самурайская Япония или маоистский Китай), а может через новые страдания произойти прорыв к будущему.

Движение «неприсоединившихся» заявило об эмансипации архаичного мира, который стал на путь модернизации, от цивилизаций-доноров, или же цивилизаций-эксплуататоров. Естественно, что когда не стало блоков, не стало и «неприсоединившихся». Однако возникало движение «неприсоединившихся» на основе полностью определенной идеологии, обнародованной во время провозглашения независимости первой из колоний Британской империи.

Идея «неприсоединения» принадлежит Джавахарлалу Неру, который поднял флаг независимой Индии в Дели 15 августа 1947 г. В устах Неру этот принцип имел смысл не только нейтралитета или нейтрализма, – он был связан с идеей non-violence, ненасилия, которое после Ганди стало главным средством в борьбе Национального конгресса за независимость Индии. Перенесенный на международные отношения, принцип ненасилия нашел выражение в панча шила – пяти принципах мирного сосуществования, принятых всеми «неприсоединившимися». Они сформулированы Неру и стали основой соглашения в 1954 г. с Китаем, с которым Индии через пять лет суждено было вступить в острый конфликт после применения китайцами силы в Тибете, а в 1960 г. вести настоящую войну в Гималаях. Первая конференция «неприсоединившихся» стран была инициирована Индией и ее соседями. Кажется, что гуманистический смысл «неприсоединения» и его политическое направление чем дальше, тем больше терялись. Взлелеянная в мечтах независимость Индии пришла без вооруженной борьбы с английскими колонизаторами, зато после кровавых столкновений с мусульманами, а закончился век реальной угрозой атомной войны не между коммунизмом и капитализмом, а между исламским Пакистаном и националистической Индией. Наибольшую обеспокоенность относительно реальных перспектив использования ядерного оружия сегодня вызывает именно этот регион, который в середине XX века казался пацифистским и склонен был называть себя «неприсоединившимся».

Джавахарлал Неру

На рубеже веков Индия наряду с Китаем составляла самую мощную составляющую всего третьего мира.

Поневоле вспоминаются слова Ленина о России, Индии и Китае, которые вместе будут решать судьбу человечества. Однако если Китай якобы не сходит с пути, предначертанного коммунистическими лозунгами, то Индия провозгласила вместе с независимостью другой, западнический вариант социалистических целей, а в конце века, кажется, потеряла доверие и к нему.

Кремлевские руководители второй половины XX ст. полностью осознавали, что им необходимо изменить сталинскую стратегию и на окраинах мировой цивилизации по-бухарински сделать ставку на националистическое и нейтральное «мировое село», а не на коммунистические революции, и что путь к гигантскому большинству человечества лежит именно через Индию, – первую из бывших колоний, которые стали после войны самостоятельными государствами и не захотели выбирать коммунистическую или антикоммунистическую альтернативу. Запад был недоволен нейтрализмом Неру потому, что из цепи азиатских государств, объединенных пактом обороны Юго-Восточной Азии (1954), а позже Багдадским пактом, выпадало самое значимое звено. Дж. Ф. Даллес называл нейтралитет Индии «аморальным».

Поворот хрущевского руководства в 1955 г. к Индии, арабскому миру, Юго-Восточной Азии имел принципиальное значение для стратегии и даже идеологии мирового коммунизма.

В этом повороте была некоторая пикантность, связанная с позицией лидеров националистических движений, позже «неприсоединившихся», в годы войны. Об арабском национализме достаточно сказать, что на столе у Насера стоял портрет Гитлера, а относительно национальных движений Бирмы, Филиппин, Индонезии – то они в годы войны были ориентированы на Японию. Когда лидер бирманских националистов Аун Сан в конце войны явился для переговоров в штаб английских войск в форме японского генерала, это вызвало шок. С Японией тогда сотрудничали и У Ну, и Не Вин, и другие бирманские лидеры. Сукарно, харизматичный лидер Индонезии, сотрудничал с японцами и осмелился провозгласить независимость страны лишь после того, как его к этому фактически принудили восставшие солдаты индонезийских вспомогательных войск японской администрации. В бывших европейских колониях, в которых установилась жестокая японская оккупационная власть, вооруженное сопротивление оккупантам сначала оказывали только коммунисты. Националистические политики так или иначе прошли через период надежд на государства Оси, сотрудничества с ними, которое должно было сохранить национальные силы и ячейки, и осторожного выжидания до последнего момента. Только Индийский национальный конгресс (ИНК) вопреки своим националистическим радикалам (С. Ч. Бос, глава прояпонского и пронемецкого «правительства» Индии, был прежде членом ИНК) занял четко антифашистскую и в то же время антианглийскую позицию. Неру определил ее таким образом: «Распространение войны на Советский Союз усилило симпатии индийских народов к прогрессивным силам, но не изменило нашего отношения к политике английского правительства в Индии, потому что она базируется на других принципах… Вступление Японии в войну сделало ее мировой войной, которая приближается к нашим границам… Наши симпатии непременно должны быть на стороне нефашистских государств. Помощь, которую мы можем предоставить им в соответствии с нашими собственными принципами, была бы им предоставлена, если бы мы могли действовать как свободный народ».[756] Заметим, что и здесь симпатии к СССР стали ощутимым фактором антифашистских ориентаций. Однако стратегию ИНК определяли не стремления уподобиться российским коммунистам, а скорее левые западнические традиции и вкусы.

Если Китай Мао Цзэдуна свою историческую великодержавную традицию прятал за марксистскими понятийными образцами, то Индия Неру свою ориентированность на западные ценности старательно прятала под национальной исторической традицией.