– Остановите это безумие!

Постойте, все еще только начинается!

* * *

Руки дрожат, словно в тот день в шахте. Как и тогда, меня окружают змеи.

Гадюки движутся бесшумно. Они почти всегда невидимы. Черные, будто зрачки, они извиваются во мраке, а потом внезапно атакуют. Рядом с ними человек всегда ощущает безотчетный страх. Его не может заглушить даже жужжание щупалец. Этот ужас напоминает удушливую жару, которая сводит тебя с ума, пока ты буришь скалу весом в миллионы тонн, и от трения скафандр-печка нагревается так, что ты уже не можешь отличить, в чем плаваешь: в собственном поту или моче. Ужас внушает нам близость смерти, черной тенью накрывающей живую душу.

Вот какой страх наполняет меня сейчас, когда я стою среди шевелящейся золотой толпы ауреев. Шепот и шипение, смертоносное и пугающее.

Снег скрипит под моими тяжелыми ботинками. Раздается голос верховной правительницы, и я склоняю голову. Она говорит о том, что дуэли не на жизнь, а на смерть являются знаком величия нашей расы, поэтому сегодня она сделает исключение. Мы можем встречаться на поединках за пределами игровых территорий, сколько нам угодно. Однако этой вендетте необходимо положить конец здесь и сейчас, перед лицом лучших ауреев. Значит, она настолько уверена в своем новом всаднике-олимпийце? Хотя почему бы и нет, ему не в первый раз убивать меня…

– В отличие от трусов древности мы противопоставляем плоть плоти. Кость – кости. Кровь – крови. Вендетта заканчивается на Кровавой Арене virtute et armis, – провозглашает верховная правительница.

Доблестью и оружием. Она наверняка уже успела переговорить со своими советниками, и те сказали ей, что Кассий владеет мечом куда лучше выскочки и у того нет шансов. Если бы ее не заверили в успешном завершении этого предприятия, она бы не посмела зайти так далеко.

– Как и во времена наших предков, дуэль заканчивается смертью одного из противников, – изрекает она. – Есть ли возражения?

Вот на это я и рассчитывал.

Мы с Кассием не произносим ни слова. Мустанг пытается протестовать, но фурия Айя останавливает ее, качая головой:

– Тогда сегодня, res, non verba.

Действуйте, а не говорите.

Прежде чем выйти в центр круга, появляющегося, когда бурые увозят столы со снежной равнины, я беседую с хозяином. Плиний присаживается на корточки рядом с Августусом, а вслед за ним Лето, Тактус, Виктра и великие преторы Марса. Так много знаменитостей, доблестных воинов и политиков. Шакал стоит поодаль, теряясь в толпе из-за невысокого роста, ни с кем не разговаривает. Интересно, что бы он сказал мне, если бы рядом не было лишних ушей. Кажется, он не сердится. Похоже, научился доверять моей интуиции. Словно прочитав мои мысли, он кивает в знак того, что мы по-прежнему союзники.

– Зачем этот спектакль? Ради меня? Из тщеславия? Из-за любви? – спрашивает Августус, глядя на меня.

Он буравит меня взглядом, пытаясь понять, что я задумал. Непроизвольно кошусь на Мустанга. Даже в такой момент она отвлекает меня от поставленной задачи.

– Ты очень молод, – понизив голос до шепота, произносит Августус. – Сказки лгут, любовь не в силах пережить такое. По крайней мере, любовь моей дочери, – добавляет он и задумчиво молчит. – Душой она похожа на свою мать.

– Я делаю это не ради любви, монсеньор.

– Нет? Так почему же?

– Монсеньор, – торжественно произношу я, склоняя голову перед Августусом, и припоминаю высокий слог, которому обучал меня Маттео, – обязанность сына – делать все во славу отца, не правда ли? – И я преклоняю перед ним колено.

– Ты мне не сын.

– Нет, конечно. Вашего сына убили Беллона, лишили вас его. Клавдий, ваш первенец, был пределом мечтаний любого отца. Поэтому я хочу преподнести вам в дар голову их любимого сына. Хватит с нас уловок и политических интриг, кровь за кровь!

– Монсеньор, Юлиан и Кассий – совершенно разные… – пытается встрять Плиний, но Августус отмахивается от него.

– Умоляю вас благословить меня на это правое дело, – не унимаюсь я. – Сколько еще вы будете пользоваться благосклонностью верховной правительницы? Месяц? Год? Быть может, два? Скоро она променяет вас на семью Беллона! Посмотрите, она приблизила к себе Кассия! Украла у вас дочь! А ваш второй сын пошел по пути серебряных! Вас лишили наследников, а вскоре отнимут и пост лорда-губернатора. И пусть! Такой человек, как вы, не должен занимать эту должность, вы достойны стать королем Марса!

– Королей у нас нет, – отвечает Августус, но в его глазах загорается огонь.

– Лишь потому, что никто не решился возложить на себя корону! Так будьте первым! Плюньте в лицо верховной правительнице! Сделайте меня мечом вашей семьи!

Достаю из голенища нож и быстро делаю порез прямо под глазом, кровь капает на пол, словно алые слезы. Это старинный обычай наших железных предков, завоевателей. Зрители застывают, когда видят ритуал ушедших суровых дней. Благословение Марса, благословение стали и крови. Благословение кораблей смерти, которые сожгли дотла знаменитую Британскую армаду над Северным полюсом Земли, обратили в пепел убийц из Страны восходящего солнца прямо посреди пояса астероидов. Глаза моего хозяина вспыхивают, как долго тлевшие, но внезапно разгоревшиеся угли.

Попался!

– Благословляю тебя по доброй воле! Делай то, что должен, во имя чести моего дома! – произносит он, наклоняясь ко мне. – Встань, золоторожденный! Встань, потомок железных предков! – провозглашает Августус, прикасаясь к струйке крови на моем лице, а затем проводит ножом под своим глазом. – Встань, человек с Марса, и унеси с собой мой гнев!

Под громкие перешептывания я поднимаюсь с колен. Теперь ожидается не обычная потасовка между двумя горячими юнцами, а серьезная битва домов, один чемпион выйдет против другого.

– Hic sunt leones, – произносит он, слегка наклонив голову.

Слова звучат отчасти как вызов, отчасти как посвящение. Тщеславная свинья! Уверен, что я твердо намерен вернуть себе его расположение. Знает, что играет со спичками на пороховой бочке. Однако глаза его алчно блестят, он жаждет крови и власти так же сильно, как я жажду глотка свежего воздуха.

– Hic sunt leones, – отзываюсь я.

Медленно выхожу в центр круга, на ходу кивая Тактусу и Виктре. Они молча берутся за рукояти лезвий, их примеру следуют и остальные – стадного чувства никто не отменял.

– Вот тебе и праздник, – вздыхает Тактус.

В ночном небе над нашими головами бесшумно плывут корабли. Ветви деревьев слегка покачиваются от легкого ветерка. Вдалеке мерцают огни городов. Глядя на встающую над горизонтом огромную, словно распухшая луна, Землю, я снимаю лезвие с предплечья.

Мать Кассия целует сына в лоб, и тут ко мне подходит Мустанг.

– Так, значит, теперь ты – пешка в этой игре? – быстро спрашивает она.