– А ты – награда победителю?

– Кто бы говорил, – морщится она и добавляет с усмешкой: – Я тебя вообще не узнаю.

– И я тебя не узнаю, Виргиния. Ты теперь на службе у верховной правительницы?

Конечно, я узнаю ее, несмотря на разделяющую нас пропасть, несмотря на то, что сейчас она больше похожа на чужого человека, чем на старого друга. Смотрю на нее, и на сердце становится тяжело. Руки сами тянутся, чтобы обнять ее, хочется объяснить ей, что все это лишь ловкая маскировка. Я вовсе не пешка в руках ее отца, а гораздо, гораздо больше. Я делаю это все для блага других. Только вот не во благо золотых.

– Виргиния… – повторяет она, наклонив голову с печальной улыбкой, и бросает взгляд на пару тысяч застывших в ожидании ауреев. – Знаешь, я много передумала за последние годы… Наверное, мне с самого начала стоило задаться этим вопросом, но ты вел себя настолько незаурядно, что я потеряла хватку. Ничего, спрошу у тебя прямо сейчас, – внимательно смотрит на меня Мустанг своими сияющими, проницательными глазами. – Скажи, ты не в себе?

– А ты? – отвечаю я вопросом на вопрос, поглядывая на Кассия.

– Ревнуешь? Какая пошлость! Печально, – продолжает она, переходя на шепот, – ты настолько не уважаешь меня, что даже не допустил возможности существования моего собственного плана! Думаешь, я здесь из-за того, что слабость моих чресел толкнула меня в объятия Беллоны?! Я тебя умоляю! Считаешь, у меня течка началась? О нет, друг мой, я буду защищать свою семью любыми возможными средствами. А кого защищаешь ты? Кроме себя самого, разумеется.

– Ты предаешь семью, если выбираешь его, – говорю я, так и не придумав более или менее подходящего ответа.

Надо смириться с тем, что в ее глазах я буду выглядеть негодяем, это ясно. Но я все равно не могу вынести ее взгляда.

– Кассий – плохой человек.

– Плохой? Дэрроу, ну когда же ты повзрослеешь! – Мустанг качает головой, словно собираясь добавить что-то более искреннее, но отворачивается. – Он убьет тебя. Я попробую убедить Октавию, чтобы все закончилось быстро. – Ее голос впервые заметно дрожит. – Лучше бы ты вообще не появлялся на Луне, – бросает она на прощание, пожимает руку Кассию, проходя мимо него, и присоединяется к свите верховной правительницы на возвышении в центре зала.

– Наконец-то мы с тобой остались наедине, дорогой друг, – произносит Кассий, награждая меня сногсшибательной улыбкой.

А ведь когда-то мы с ним были как братья… В первый же день в училище мы вместе отвоевали пропитание для всех. Потом взяли приступом братство Минервы. Помню, как он смеялся, когда я похитил их повариху, а Севро умыкнул штандарт. Той ночью мы мчались по равнине, залитой светом лун-близнецов. Помню горе в его глазах, когда Куинн взяли в плен. Помню, как мой родич, Титус, избил его и помочился сверху. Помню, как у меня на глаза навернулись слезы, когда наша дружба рухнула в одночасье.

С неба продолжают падать снежинки со вкусом корицы и апельсина, ложатся на его кудрявые волосы, широкие плечи. Последний раз мы с ним тоже сражались в снегопад. Он вонзил ржавый клинок мне в живот и оставил меня умирать. Я не забыл того, как он повернул нож в ране, чтобы она точно не зажила.

Теперь его оружие сделано из эбенового дерева.

Лезвие-хлыст змеится у его ног. В твердом состоянии его длина составляет чуть более метра, а при использовании в качестве острейшего, словно бритва, хлыста – около двух метров. Надо всего лишь нажать переключатель на рукояти, и с помощью химического импульса молекулярная структура лезвия мгновенно изменяется. Клинок испещрен золотыми отметинами, рассказывающими о линии преемственности его семьи. Об их завоеваниях и триумфальных победах. Старинное, высокомерное, смертоносное оружие. Мое лезвие – простое и голое, лишенное всяких отметин и украшений.

– Получается, я взял кое-что у тебя, – говорит он, подходя ближе и кивая на Мустанга.

– Она никогда не была моей, – смеюсь я, – и уж точно не принадлежит тебе!

Шелестя длинными одеждами, к нам приближается лысый и согбенный белый.

– Но я имел ее так, как тебе и не снилось, – произносит он тихо, чтобы его услышал только я. – Лежа ночью в одиночестве, ты, должно быть, думаешь о том, какое удовольствие я могу ей доставить? Разве тебя не беспокоит то, что я знаю, каковы ее поцелуи на вкус? Как она стонет, если погладить ее по шее, вот здесь? – не унимается он, но я упорно молчу. – Теперь между стонами в постели она выкрикивает мое имя, а не твое, – совершенно серьезно изрекает он.

Очевидно, ему самому противно говорить все это, но он готов сказать что угодно, лишь бы задеть меня побольнее. Вообще-то, Кассий – неплохой человек. Просто он очень плохо относится ко мне.

– Знаешь, как она кричала сегодня утром, когда я вошел в нее?

– А что бы сказал Юлиан, если бы увидел тебя? – спросил я.

– Он согласился бы с матерью и попросил убить тебя.

– А может быть, он заплакал бы, увидев, в кого ты превратился?

Кассий разворачивает хлыст и активирует щит-эгиду. Моя эгида тоже с жужжанием загорается – голубое ионное защитное поле площадью метр на два возникает из моей левой перчатки. Опускаю эгиду к земле и краем глаза замечаю, как снег тут же тает. Вокруг голубого свечения появляется дымчатый ореол.

– Все мы – дьяволы, – внезапно смеется он, и его смех дрожит в воздухе, словно шелковая лента на ветру. – Вот в чем всегда была твоя проблема, Дэрроу. Ты слишком много о себе воображаешь! Считаешь себя более нравственным существом, чем все остальные! Думаешь, ты лучше нас, а на самом деле – хуже! Сколько ни играй в эти игры, ты никогда не сможешь сравняться с теми, кто тебе не по зубам!

– Ну с Юлианом-то мне удалось сравняться!

– Ублюдок! – ревет Кассий, меняясь в лице, молча бросается на меня и сбивает с ног, так и не дождавшись, пока белый официально объявит о начале дуэли.

Со всех сторон нам кричат, чтобы мы остановились, но лезвия-хлысты с пронзительным свистом рассекают воздух, крики стихают, и зрители, широко открыв глаза, смотрят на извивающийся под медленно падающим снегом смертоносный металл. Кассий использует изощренную технику боя крават. Четыре секунды точно рассчитанного наступления, потом отступление. Оценка ситуации.

Теперь слышны только звуки схватки. Странное место, в котором мы находимся, погрузилось в безмолвие, нарушаемое лишь резким свистом изгибающихся хлыстов, звоном жестких молекулярных лезвий, треском эгид на наших левых руках – щиты вспыхивают белым, когда на них обрушиваются сокрушительные удары клинков. Хруст снега под ногами да скрип кожаных ботинок, вот и все.

Несмотря на обуявший его гнев, Кассий в отличной форме. Ноги его быстро скользят по снегу, шаги подчинены четкому ритму, тело изгибается, когда он делает выпад, обрушивая на меня очередной град ударов. Дыхание ровное, спокойное. Он бьет хлыстом, потом превращает его в лезвие и вертит над головой, целясь мне в пах. Молниеносные, тренированные движения, техника, отточенная с помощью лучших мастеров и рыцарей Сообщества. Вполне понятно, почему с раннего детства он считается непобедимым противником, почему он так легко одолел меня в училище: враги Кассия владеют техникой не хуже его самого, а вот двигается он куда быстрее. Но я дерусь по-другому и не пытаюсь копировать их – этому я уже научился.