все называли. Он наконец-то выбрался на нее, остановился и растерялся: куда бежать дальше? Он почти ничего не видел — то ли в темноте, то ли из-за вечной усталости, то ли потому, что сил совсем не осталось, — и решил ловить попутку: кто-то да должен был куда-нибудь ехать, а ему было все равно куда. Часа за два мимо проехал один мотоцикл с коляской, но в нем и так сидело трое мужиков, так что шансов не было, потом с треском и грохотом пронеслась пара мопедов. Он едва не заснул прямо на пыльной обочине, но вдруг вдали показались фары легковушки. Это был чей-то «Москвич», роскошный, какого-то светлого оттенка, Коля не разглядел цвет, но быстро вскочил и стал махать руками изо всех сил, чтобы его заметили. Он не мог поверить своей удаче: машина начала притормаживать. Он бросился к ней со всех ног, но «Москвич» вдруг резко прибавил газ и умчался, оставив только облако едкой пыли. Даже плакать у него не было сил. Он медленно побрел по дороге, тащился от столба до столба вдоль кукурузного поля, на небе горели яркие звезды, вокруг верещали цикады, и звук этот как будто летел сверху — как будто звезды оглушительно издевательски стрекотали над мальчишкой, который никому не был нужен. И тут вдруг к нему под ноги свалилась его собственная тень — что-то светило ему в спину. Он обернулся, увидел большой грузовик и едва махнул рукой — скорее поздоровался, чем попросил притормозить, он уже ни на что не надеялся, но грузовик остановился, дверь открылась, и оттуда крикнули:

— Эй, малец? Далеко путь держишь?

— Да! — крикнул он. — Подвезите, пожалуйста.

— Так я аж в Каменск.

— Мне как раз туда и надо! — радостно закричал он, уже карабкаясь в кабину. Только бы он не вздумал уехать, этот грузовик.

— Так я не совсем туда, я сначала до хутора Бело…

— Мне туда, — едва выговорил Николай, запыхавшись и все время кивая. — Мне вот туда и надо. Спасибо!

— А родные не хватятся? — спросил водитель.

— У меня нет родных, — честно признался он. — Никого нет.

— Ну, тогда поехали, — кивнул шофер. — Меня Федором звать, а ты кто будешь?

— Я Коля.

Ему ужасно хотелось заплакать, но он не плакал, он никогда не плакал с той самой ночи на кладбище. В кабине было тепло, пахло табачным дымом и чем-то уютным.

— Значит, Коля-Николай. Хорошее имя, дядьку моего так звали. Мировой был дядька, вот такие ручищи! Добрейшей души притом. Да… Значит, Николай, попутчиком мне будешь. — Федор крепко держал огромный руль, обтянутый какой-то истертой материей с бахромой по краю, и искоса поглядывал на парнишку, изучая его. — Ты путешествовать собрался или как?

— Я к родственникам…

— Так нет же родственников, говоришь.

— Это дальние. Совсем. Мамина троюродная сестра.

— Угу. Троюро́дная, значит. Ну, тоже сестра. Тоже родная кровь. Кровь родная, она не водица, как говорится. Что там делать станешь у троюро́дной тетки? Гостить?

— Как разрешат. Может, пустят пожить, может, на работу получится устроиться.

— Работы не боишься, вижу. Вон руки какие. В мозолях. Уважаю.

— Я все умею, — кивнул он. — И на стройке, и слесарить, и починить-приладить что.

— А с кем же ты жил, Коля? Или ты детдомовский? А то в детдоме-то хватятся тебя, еще и мне по шапке нагорит. С собаками искать не станут?

— Жил с мамой, — тихо сказал он. — Мама… Мамы нет, схоронили, сердце у нее было… А потом с бабушкой, — добавил он уже громче. — Но бабушки тоже нет у меня теперь. — Тут он хотел добавить, что у нее сердца как раз не было, но не стал.

Он согрелся, ему стало хорошо и спокойно. Федор оказался болтливым, он предупредил, что радио в машине сломалось и Николай попался ему очень кстати — для разговоров, чтобы не заснуть ночью в дороге.

— Вон там у меня термос, чаю себе плесни, если хочешь. И мешок с пряниками, ага, вон там. Мятные пряники! Ты бери-бери, не тушуйся, Коля-Николай.

В жизни он не ел таких вкусных пряников. Мятных. Обжигался чаем и улыбался байкам Федора, даже не вникая, про что тот рассказывает. Какая разница. В тесной прокуренной кабине Николай впервые за много лет вдруг наконец почувствовал себя дома: его никто не ругал — хоть он и испугался, когда понял, что съел почти все пряники, но Федор только рассмеялся: «Вот это аппетит!» — никто ни в чем не упрекал и ни о чем не расспрашивал, а куда ехать — Коле было все равно. Главное — ехать. Он сам не заметил, как заснул, и снилось ему, что он маленький, что он спит, а рядом мама, целует его и гладит по волосам, и он боится проснуться.

Он проснулся, когда машина остановилась. На улице уже рассвело.

— Ну что ж ты за попутчик, Николай, — хохотнул Федор. — Никаких от тебя ни песен, ни рассказов. Только пряники мои слопал. Хорошо хоть, храпел как паровоз, спать мне не давал, за это спасибо.

— Я? Храпел? — Ничего не понимая, он протирал глаза.

— А то! Еще как! Ну, приехали мы, дружище! Вон хутор-то, через поле добежишь, и там. А мне тут на бетонку сворачивать. Бывай, Николай! И тетке своей скажи троюро́дной, пусть обувку тебе справит.

Он понятия не имел, что это за хутор, но пошел через поле, как показал ему водитель Федор. На самом краю за солидным забором стоял большой дом. Коля был уже недалеко, когда ворота открылись, и две девушки выгнали на улицу стаю гусей, а за ними двух коров.

— Здрасьте! — махнул он им.

Девицы сначала насупились, с прищуром осмотрели его с головы до ног, одна из них, та, что повыше, с волосами, заплетенными в длинные косы, хмыкнула, глянув на его босые истертые ноги, а потом обе одновременно сказали:

— Доброго утречка.

— Меня Николай зовут, — сказал он.

— А у нас животина сейчас разбежится, — фыркнула девица помладше, в зеленой косынке, и махнула хворостиной. — Чего хотел, Николай? Или просто так по дворам ходишь здоровкаешься?

— Я б хотел… Мне бы в работники наняться, — выпалил он.

Была — не была, терять ему было нечего.

— Ишь ты, в работники, — снова хмыкнула свысока та, что с косами.

— Да, — кивнул он. — Вам работники не нужны?

— Рая! Майя! — раздался со двора громкий мужской голос. — Чего застряли? Телок гоните скорей, я ж вам сказал.

— Батя, да тут вот, в работники пришел наниматься, — крикнула высокая.

— Так ваше дело животина, а не работники.

Из ворот вышел сурового вида высокий мужик в потертых штанах