В природе крупные колонии пчел возникают там, где по счастливой случайности удобные гнездовые участки сочетаются с обилием цветковых растений. Но у цветков есть свой собственный спрос на опылителей, который не всегда удается удовлетворить, и дело даже не в плохих погодных условиях или болезнях пчел. За тысячи лет пчеловоды, содержащие медоносных пчел, изучив эти взаимоотношения, придумали, как обойти ограничения, и стали перевозить ульи с места на место в поисках массово цветущих растений. Такая практика оправдывает себя не только увеличением численности пчел, но также большим количеством золотистого меда, который они производят для собственного прокорма, и восковых ячеек, в которых они его запасают — и то и другое можно собрать и продать. Немаловажно, что таким же образом можно проводить организованное опыление в промышленных масштабах. Поля или сады в сотни и тысячи акров, засаженные одной определенной культурой с кратким периодом интенсивного цветения часто оказываются не по силам местным популяциям пчел, что особенно касается интенсивно возделываемых участков земли с ограниченным местом для устройства гнезд. Решение этой проблемы — развитие прибыльного рынка услуг по опылению: в настоящее время многие пчеловоды получают больше половины своего годового дохода, сдавая ульи в аренду фермерам.

Весной и летом полуприцепы, доверху заполненные пчелиными ульями, колесят по сельской местности, следуя четкому графику цветения культур, нуждающихся в опылении пчелами: от миндаля (о котором мы поговорим в главе 10) до яблонь, тыкв, вишен, арбузов, голубики и многих других. Грузовики, на которых, подобно утесам, высятся уложенные в несколько ярусов ульи, предоставляют пчелам достаточно удобных мест под гнезда, а смена полей и садов стабильно обеспечивает их нектаром и пыльцой. В кузове отдельно взятого грузовика общая численность медоносных пчел может достичь 10 млн особей, что не по душе сотрудникам различных дорожных служб, к их великому неудовольствию вызываемых на место происшествия всякий раз, когда одно из таких транспортных средств переворачивается. Помимо дорожных происшествий, сама транспортировка ульев на дальние расстояния может создавать значительные риски для здоровья пчел (мы обсудим это позднее в главе 9). Во всяком случае, увеличение популяций местных пчел является привлекательной альтернативой для некоторых культур. Как выяснил Брайан Гриффин, пчелы-каменщицы охотно гнездятся в искусственных блоках и с воодушевлением опыляют фруктовые деревья. Японские садоводы, занимающиеся выращиванием яблок, сейчас активно используют этот метод. Не менее перспективны в этом отношении и некоторые пчелы-листорезы. Все больше данных свидетельствуют в пользу того, что всего лишь наличие обычных живых изгородей может привлечь разных пчел и тем самым способствовать опылению любых растений от голубики до тыкв. Даже, казалось бы, самоопыляемые культуры, такие как соя, похоже, лучше размножаются при содействии пчел. Полевые испытания продолжаются, но одна из наиболее успешных, постоянно применяемых схем, связанных с местными пчелами, — идея вовсе не новая. Ей более полувека, и она принадлежит небольшой группе фермеров на западе США, которые, как мне хочется думать, как и я, не устояли перед обаянием некой пчелы. Как только я узнал о том, что фермеры, выращивающие люцерну, создают гнездовые участки для миллионов солончаковых пчел из рода Nomia, то сразу понял, что нужно ехать туда и увидеть все самому.

«Чем больше у вас цветов, тем больше будет пчел. Больше цветов — больше пчел», — повторяя свою мантру и по очереди приподнимая руки, словно чаши весов, Марк Вагонер жестами изобразил, как растут масштабы его семейного бизнеса. В конце концов, данный принцип работал из поколения в поколение. «Мой дед избавил это место от полыни», — рассказывал он мне, когда мы обходили одно поле, густо поросшее цветущей люцерной, доходящей до пояса. Сын Марка является полноправным партнером по семейному бизнесу, а внук, самый младший Вагонер, в свои два года, похоже, тоже подает большие надежды: движущиеся по полю опрыскиватели доставляют ему массу удовольствия. Приверженность старой семейной традиции — фермерству — становится редкостью в американской глубинке. Но есть и еще кое-что необычное, связанное с выращиванием люцерны в долине Туше (штат Вашингтон) — орошаемом оазисе в центре бассейна реки Колумбия.

«Мы расходуем 120 т минеральных солей», — пояснил Марк, когда мы осматривали другое его поле. Соли обычно применяются для защиты посевной площади от вредителей, но в этом уголке своих угодий Марк выращивал вовсе не сельскохозяйственную культуру. Он разводил пчел, а соль создавала влагозащитную корочку поверх почвы, как это происходит естественным образом на солончаках, то есть их гнездовой участок создан по аналогии с ними. Судя по поведению пчел, Марку это, похоже, вполне удалось. Они целым роем зависали над засоленной землей, и это походило на дрожание нагретого воздуха: неисчислимая стая крошечных тел, двигающихся слишком быстро для того, чтобы проследить за ними взглядом. Это напоминало мой пчелиный утес, только уложенный на землю и десятикратно увеличенный. А вместо башенок эти пчелы окружали свои гнездовые отверстия небольшими конусообразными кучками из выкопанного грунта — казалось, поле было сплошь покрыто отвалами тысяч крошечных шахт. Но наибольшее отличие между утесом и этими «грядками» заключалось не в том, как были организованы гнезда, а с какой целью. Эти пчелы весьма привередливы, они не станут жить где попало, и Марк усиленно работал, чтобы дать им то, в чем они нуждались.

«Вся территория здесь увлажняется подпочвенно на глубине в полметра, — сказал он, указывая на ряды вентилей и белых ПВХ-труб, подающих необходимое количество воды: достаточное для того, чтобы почва оставалась прохладной и плотной для копания, но не настолько, чтобы затопить гнезда или спровоцировать гниение. — Пчелы важнее всего, — добавил Марк и рассказал мне о засухе в прошлом году, когда водохозяйственное управление перекрыло подачу воды к посевам: людям хватало воды лишь на то, чтобы быстро принять душ, а газоны их увядали. Но „пчелиные грядки“ получали воду в полном объеме в течение всего гнездового периода. — Они получали больше воды, чем кто-либо», — не без удовлетворения сообщил он, немного напоминая гордого родителя.

В этот момент мой сын Ноа, теперь уже семилетний пчелиный фанат, ловко подхватил жужжащую самку одной из чистых пластиковых пробирок, которые у нас были под рукой как раз для подобных целей. (В нашей семье такая практика — поймай-и-отпусти — получила название «пробиркование пчел».) Он поднял ее, и я тут же узнал великолепные перламутровые полосы своей любимой пчелы. Но было очень трудно осознать, что гудящее полчище вокруг нас принадлежало к тому же виду, что и пчела, которую я однажды увидел и поймал (и всегда считал редкой). Участки, отведенные для гнездования пчел, вместе с соседними полями с люцерной олицетворяли культурный мем: «Построй его, и они придут»[110]. Занимая более 120 га, эти рассредоточенные «пчелиные грядки» обеспечили прекрасное место обитания для миллионов особей: по оценкам, от 18 до 25 млн гнездящихся самок, не говоря как минимум о таком же количестве самцов, их разыскивающих. За исключением специально разводимых медоносных пчел, все эти солончаковые пчелы составляли крупнейшую из всех известных популяций опылителей, которые когда-либо были подсчитаны, — целый жужжащий мегаполис, известный среди исследователей пчел как восьмое чудо света.