На линии так же тихо, как и раньше, пока парень обдумывает свой ответ.

— Это кажется наиболее вероятным сценарием, не так ли? — комментирует он. — Но нет, это не главная причина.

— И в чём главная причина?

Парень подвёл прямо к этому вопросу, вот только тот не даёт мне ответа, который я ищу. Он вообще ничего не говорит.

— Ной?

— Да?

— Ты собираешься что-нибудь сказать?

Это всё равно, что вырывать зубы.

— Ты права — мне не следовало звонить.

«Может быть, он хотел, чтобы ты знала правду, потому что ты ему нравишься».

— Это хорошо, что ты позвонил. Просто этот разговор сбивает с толку. Но как бы то ни было, всё в порядке. Я… — прочищаю горло и беру себя в руки. — Просто хочу, чтобы ты знал, что я хотела бы…

Его «Да?» звучит не громче шёпота, и я вздрагиваю.

— Я бы хотела… — Я не могу этого сказать. Слова застревают у меня в горле, слишком дерьмовые, чтобы вырваться наружу.

— Чего бы ты хотела? — снова шёпот.

Почему я не могу этого сказать? Было бы так легко вывалить всё это и никогда больше его не видеть!

— Я бы хотела, чтобы ты был на месте Базза. Я бы хотела, чтобы это ты пришёл и купил карточку в тот первый день. — Я смотрю на потолок с его запачканными водой углами и трещиной в центре возле светильника. — Я бы хотела, чтобы это был ты с самого начала.

— Почему? — его голос срывается.

— Теперь это вряд ли имеет значение.

9

НОЙ

«Я бы хотела, чтобы это был ты с самого начала».

Именно так.

Чтобы это был я.

Никто никогда раньше не говорил мне ничего подобного, и, честно говоря, я, чёрт возьми, не уверен, что Миранда имела в виду, потому что она не стала объяснять.

После ещё нескольких неловких секунд разговора по телефону она так же резко оборвала разговор, как я резко оборвал наши объятия в клубе, отключившись, даже не попрощавшись.

— Я должна идти. Прости.

Гудок.

Я смотрел на свой телефон долгую минуту, размышляя о том, чтобы перезвонить ей, но не хотел быть отвергнутым, если она откажется брать трубку. Хотел написать сообщение, но не знал, что сказать.

Меняю позу и поправляю шлем на голове, не сводя глаз с питчинговой машины на насыпи в центре специально огороженной площадки. Наш тренер стоит рядом с ней, и я знаю, что он оценивает мою готовность к игре.

Он ждёт и наблюдает, пока я, наконец, киваю.

Свист.

Щелчок.

Мяч и бита соединяются в нужном месте, что вызывает мгновенную пульсацию и покалывания в моих предплечьях, прежде чем отправить этот кожаный мяч в космос.

Я приподнимаю поля своего красного шлема, чтобы посмотреть, как он парит.

— Отлично. — Тренер одобрительно кивает, и, когда мяч попадает в поле, я снова принимаю стойку, сжимая и разжимая руки, чтобы ослабить вибрацию. — Готов?

Ещё один мой кивок, ещё один мяч торпедой летит в мою сторону, ещё один удар битой.

Я сегодня в ударе, слава грёбаному Богу. До нашей первой игры осталось несколько дней, и мой второй сезон должен быть удачным. У меня нет намерения спустить эту команду в унитаз вместо того, чтобы идти к победе.

Не отбиваешь, тогда уступи своё место на поле кому-нибудь другому, и займи место на скамейке запасных.

Уоллес там, бросает мяч с помощником тренера. Он смотрит на меня, отводя руку назад, прежде чем запустить мяч:

— Я думал, ты собираешься отбить его туда.

Хлопаю по своей кожаной перчатке.

— Разве ты не должен беспокоиться о себе?

— Нет, братан, мы команда. Твой успех — мой успех, твой дом — мой дом. — Он без особых проблем ловит брошенный в него мяч.

В такие моменты, как этот, я действительно чувствую себя виноватым, когда злюсь на него. Базз может быть бабником в большинстве дней, но, когда дело доходит до драки, он прикроет меня в мгновение ока.

— Мой дом — это не твой дом.

— Эм. — Он не согласен.

— Это не так.

— Как скажешь. — Пожав плечами, он посылает ещё один мяч помощнику тренера, находящемуся в пятидесяти футах от него. — Кстати, у тебя почти закончилось миндальное молоко. — Удар. И мяч снова в небе. — И туалетная бумага в туалете рядом с кухней.

— Держись подальше от моего холодильника, засранец. — Я смеюсь, не сводя глаз с парня, который собирается поймать мяч. — Или сходи за покупками сам.

— Ходить по магазинам — это твоя работа.

Какого чёрта?

— Оставайся дома, — возражаю я, бросая мяч в сторону парня. Его голова трясётся каждый раз, когда Уоллес говорит что-то возмутительное. — Не в моём доме, у себя дома.

— Но у тебя удобный диван.

— Не моя вина, что ты купил мужской диван. — Перевод: чёрный кожаный диван, имеющий форму квадрата и совершенно неудобный.

Мы продолжаем в том же духе целый час, ни один из ассистирующих тренеров не присоединяется к подшучиванию, но их это всё равно забавляет. Мои уловы точны, мои броски сильны, пот стекает с моих волос на лоб.

Я снимаю шлем и вытираюсь тыльной стороной ладони, затем тянусь за полотенцем, висящим на петле моего ремня. Сейчас не лето, но от тренировок я потею, как будто на улице зной, а может, это просто нервы.

Ничто не готовит вас к выступлению перед толпой, и я не думаю, что когда-нибудь привыкну к этому, независимо от того, как долго играю профессионально.

«Я бы хотела, чтобы это был ты с самого начала».

Слова Миранды повторяются, когда я стою под струями душа в раздевалке, запрокинув голову, пока горячая вода струится по всему моему телу и грязь исчезает в канализации у моих ног. Открываю