– Ради Бога, остановите их!

Потом глаза его раскрылись, и несколько мгновений он смотрел на нее невидящим взглядом, застывшим от ужаса.

– Роберт, что с вами?

Он опять лег и застонал.

– Ради Бога, что с вами, Роберт? Вы больны? – Бет была встревожена.

Потом она схватила полотенце и принялась вытирать пот со лба мужа. Опасаясь, как бы он не простыл, она притянула его к себе, согрела своим теплом. Роберт обнял жену каким-то отчаянным жестом. Элизабет почувствовала, что он перестал дрожать, осторожно отстранила его и опять вытерла ему лоб.

– Роберт, что случилось?

– Наверное, дурной сон. – Он поморщился.

– Расскажите мне его. – Элизабет чувствовала, что наткнулась на какую-то страшную тайну, которую нужно вытащить из небытия.

– Это история не из приятных, – угрюмо ответил Роберт.

– Судя по тому, какое впечатление она произвела на вас, она и не может быть приятной.

– Это случилось во время нашего последнего похода, – начал Роберт прерывающимся голосом. – Мы взяли Перт и двинулись к Эбердину. Настроение у нас было приподнятое, и держались мы весьма дерзко. В городском гарнизоне было около трех тысяч вражеских солдат, а нас было полторы тысячи. Перевес был явно на их стороне, к тому же мы знали, что горожане тоже вооружены. Бой обещал быть тяжелым. У нас было пятьдесят лошадей и несколько мушкетов против их кавалерии, насчитывавшей около шести сотен человек. Наши разведчики донесли, что примерно в трех днях пути находится армия Аргайла, а с ним не менее шести тысяч человек и тяжелая артиллерия.

Когда мы подошли к городу, генерал разделил нас так же, как при Перте. В центре у нас были ирландцы, на флангах – горцы. Я был на правом фланге, Нэт Гордон – на левом. Джеймс отправил к командующему гарнизоном посланца с белым флагом и велел передать, что разумнее будет перевести в безопасное место женщин и детей, а также больных и стариков. Джеймс уверял, что мы не причиним вреда никому из тех, кто покинет город. Нашего посланца в качестве барабанщика сопровождал паренек, сын одного ирландца.

Роберт замолчал и закрыл глаза рукой.

– Что было дальше, Роберт? – Элизабет погладила мужа по голове.

– Наше предложение отклонили, а когда посланцы пустились в обратный путь, гарнизон открыл огонь и мальчика убили.

Элизабет покачала головой, а Роберт продолжал рассказ о событиях того дня.

– Ирландцев это разозлило невероятно, и остановить их было уже невозможно. Кокитто сказал, что они покарают город, чтобы другим было неповадно. Бальфур тут же вывел свои войска из города. Этот сукин сын был уверен, что нас можно уничтожить вообще без всяких усилий. Они начали обстреливать мой фланг, и Джеймс решил, что коль скоро они хорошо укрепили свой центр, то серьезной атаки следует ждать на левом фланге. Он немедленно усилил позиции Нэта. Бальфур, в точности как Джеймс и ожидал, бросил свою кавалерию на наши ряды. О, Элизабет, если у этих сумасшедших ирландцев чего и не хватает, то отнюдь не храбрости! Они дали кавалерии налететь на себя, потом разомкнули ряды и пропустили врага. Все как приказывал Монтроз. Потом мы повернули и атаковали их. В это время ирландцы прошли вперед и полностью смяли ряды ковенантеров. Те дрогнули и побежали к городу, а ирландцы преследовали их.

Это был настоящий ад... Бой шел совершенно беспорядочно – кровавая рукопашная в каждом доме. Ирландцы не различали, где солдат, где горожанин, – они рубили своими палашами всех без разбора. Остальные наши отряды добрались до города только после того, как с кавалерией было покончено. Мы пытались взять в кольцо как можно больше горожан, чтобы уберечь их от разъяренных ирландцев. Джеймс не мог совладать с ними. Остановить ирландцев не могли даже их командиры, Элистер Мак-Дональд и Магнус О'Кейн. Город был полон трупов. Ирландцы грабили жилые дома и склады, поджигали их. К тому времени, когда мы ушли из города, погибло очень много мирных жителей, – с отчаянием закончил свой рассказ Роберт.

Элизабет вытерла пот с его лба.

– Неужели вы полагали, Роберт, что война – это достойное занятие? – ласково спросила она. – Неужели вы думали, что война – это игра, в которой никого не ранят и не убивают по-настоящему? Нет, Роберт, в любой войне людям ни в чем не повинным приходится страдать наравне с виноватыми. Если бы гибли только виноватые! Но ведь в обществе всегда есть и хорошие, и дурные люди – и невинные будут гибнуть и страдать так же, как и виноватые. Разве убить их – это и значит просто-напросто победить врага? Разве они не такие же шотландцы, Роберт?

Он бросил на нее страдальческий взгляд.

– Именно это – самое невыносимое. Когда я сражался во Франции или против англичан, все было проще и понятней. Боже, лицо Джеймса до сих пор стоит у меня перед глазами! Вы никогда не видели такого страдания! Убийство шотландцев, наших соотечественников, – этот грех лежит на совести и у него, и у меня.

Элизабет с любовью обхватила ладонями его лицо, в глазах ее было сочувствие.

– Людям с совестью не место на войне, Роберт. Мой брат сражается в армии Аргайла. Что, если он падет от удара вашей шпаги?

Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом Роберт уткнулся лицом в ее бархатную пышную грудь.

– О Боже, Бет, люби меня! Прощу, люби меня! – проговорил он умоляюще.

Она погладила его по волосам, прижала к груди его голову. И, разрываясь между любовью и ненавистью, наклонилась, поцеловала его и прошептала:

– Вы были правы, милорд. Утром я, конечно же, возненавижу себя.

Свет, отбрасываемый единственным фонарем, горящим в конюшне, рисовал странные силуэты на стене, в то время как два человека склонились над лошадью, лежащей на соломе.

Элизабет откинула прядь волос, выбившуюся из-под ленты, которой она перевязала свои золотистые локоны.

– Держи ей голову, Тимз, – проговорила она, вытирая пот с черной бархатистой шкуры своей кобылки. Кобыла тяжело дышала, ее бока вздымались от напряжения и боли.

Почувствовав, что у лошади начались схватки, Элизабет навалилась на нее сбоку, чтобы удержать – лошадь попыталась встать на ноги.

– Не давай ей подняться, Тимз, держи ее крепче!

Блестящие глаза страдалицы выкатились, схватка повторилась, и Элизабет с ужасом увидела, как показались ноги жеребенка.

– О Боже! Жеребенок идет неправильно!

И она в отчаянии огляделась, ища чего-нибудь, чем она могла бы помочь страдающей лошади.

– Тимз, быстренько. Дай мне вон те вожжи. – Она указала пальцем на стену, где висели вожжи.

Как только Тимз отпустил голову, лошадь опять забилась. Элизабет изо всех сил удерживала испуганное животное, не давая ему встать.

И вдруг случилось чудо: сзади протянулись две сильные руки, чтобы помочь ей. Она удивленно оглянулась и увидела мужа. Несколько мгновений Элизабет смотрела на него, потрясенная и обрадованная, а тем временем Роберт вынул кинжал, быстро разрезал поводья и с улыбкой протянул ей кожаную полоску.