Время от времени смазчик понимающе кивал. О чем может говорить Рупп с этим замазанным парнем? Эрнст хотел бы это знать!.. Во всяком случае, Руппу придется об этом рассказать кое-кому. Эрнст доложит, где Рупп болтался в то время, когда его товарищи слушали беседу директора и пели веселые песни.

В наступающих сумерках Шнюпфлер умудрился отыскать на берегу живописные развалины Драхенфельса – замка, в котором, по преданию, Зигфрид убил дракона. Вершина полуразвалившейся башни была освещена лучами заходящего солнца. Казалось, будто башня наполнена бушующим пламенем.

– А теперь, мальчики, сюрприз! – торжественно провозгласил Шнюпфлер. – Каждый получит стакан доброго немецкого вина, которое называется «Кровь дракона». Оно делается из благородной лозы, растущей на этой горе за развалинами замка!

Шнюпфлер, как фокусник, трижды хлопнул в ладоши. Кельнеры внесли корзину с длинными узкогорлыми бутылками «Драхенблута».

Школьники выстроились с наполненными стаканами в руках. Шнюпфлер откашлялся, готовясь к речи. Он уже поднял руку со стаканом, когда со стороны одного из пикетов послышались шум, крики.

Караульный прибежал с докладом, что какой-то посторонний здоровенный малый пытается прорваться на переднюю палубу, что он сильно навеселе, что одного патрульного он уже уложил ударом кулака.

Прежде чем Шнюпфлер принял решение, виновник происшествия ворвался на палубу. Это был коренастый парень в помятом спортивном костюме, в широких штанах, заправленных в грубые шерстяные чулки. Голова его была непокрыта, и волосы беспорядочно рассыпались под дуновением ветра, набегавшего с носа парохода.

Он остановился перед выстроенными вдоль борта учениками, подбоченился, расставил ноги, чтобы придать большую устойчивость телу, и несколько мгновений молча оглядывал юношей.

– Ни одной знакомой физиономии! Но… все равно: здорово, верблюды! – крикнул он.

Одни удивленно молчали, другие ответили нестройным хором. Шнюпфлер стоял в нерешительности.

– Вы знаете, кто перед вами? – покачиваясь, спросил незнакомец. – Я тоже был когда-то таким же верблюдом в вашей гимназии! – Он обернулся к Шнюпфлеру: – Я узнал, что наша гимназия совершает экскурсию, и решил повидаться с верблюжатами, хотя, по-видимому, ни один из вас меня уже не помнит. Помнит ли кто-нибудь Пауля Штризе, чемпиона гимназии по боксу и выпивке, а?.. Не беда! Вам полезно видеть, что может выйти из каждого из вас! – Он ткнул себя пальцем в грудь. – Верно, верблюжата?

Среди учеников послышался смех.

– Я вижу, – продолжал Штризе, – вы готовитесь выпить за что-то. Ваш достойный руководитель, – Штризе сделал нарочито почтительный поклон в сторону Шнюпфлера, – предложил вам какой-нибудь скучный тост. Я знаю моссовскую закваску и традиции старого медведя…

– Фью, – раздался из толпы голос, – медведя уже нет!

– Тем лучше для вас и тем хуже для ваших мозгов. Старик кое-что знал. И то, что знал, умел вбивать в наши головы. Впрочем… я не уверен, что его знания так уже необходимы в наше время.

При этих словах Шнюпфлер дотронулся до рукава Штризе. Тот нетерпеливо стряхнул его руку.

– Ну, вот ты, – он ткнул пальцем в сторону одного из юношей, – скажи мне: что ты собираешься делать по окончании гимназии?

После недолгого размышления юноша громко ответил:

– Поступлю в университет.

– Что, что? – насмешливо спросил Штризе. – Повтори, чтобы слышали все!

Юноша смутился и молчал. Штризе рассмеялся:

– Вы слышали? Он собирается в университет! Чтобы остаться недоучкой? Да, да, не ухмыляйтесь вы, там, на левом фланге, черт вас побери! Сколько бы лет своей жизни вы ни потратили на университет, вы все равно выйдете из него недоучками!

– Почему? – спросил кто-то из задних рядов.

– За сорок веков известной нам – заметьте: только известной нам! – истории человечество накопило больше знаний, чем может вместить мозг. Не в сумме, а даже в каждой отдельной отрасли. Самый ученый человек на земле знает только то, что он ничего не знает. Чтобы люди снова могли почувствовать себя знающими что-то, нужно уничтожить девять десятых знаний, накопленных наукой, литературой, искусствами. Слишком много мусора сберегли для нас наши непредусмотрительные предки. Они, видно, воображали, что у нас будут не головы, а какие-то котлы! В наше время, верблюжатки, нужны не «Илиада» и «Метаморфозы»!.. Вы не дети и сами понимаете, о чем я говорю… Где-то там… – Штризе показал в сторону левого берега Рейна. – Ну, раз, два, направо… кругом!..

Ученики послушно, как на строевых занятиях, выполнили команду. Теперь они стояли лицом к левому берегу. Перед ними в темноте плескалась река, а над ее слабо отсвечивающей рябью чернели вдали массивы прибрежных гор. Луны еще не было. Пейзаж казался таинственным и мрачным.

– Немцы, – крикнул Штризе, – смотрите: там – Франция! Пока она еще далеко. Но… завтра она может очутиться тут, рядом, если мы сами не окажемся там!.. – Он поднял кулак и погрозил западу. – Вы меня поняли: мы не боимся! Мы презираем и ненавидим. – Он оглядел ребят. – Презираем?

– Презираем! – хором ответили ученики. – Ненавидим! Ненавидим! Ненавидим!

– Пока мы не можем еще сделать ничего другого… только добрый немецкий плевок в сторону Франции!

С этими словами Штризе плюнул в сторону черного таинственного запада. Его примеру последовали все остальные. Шнюпфлер в восторге поднял стакан и залпом осушил его.

Наступившая после криков тишина казалась особенно глубокой. Ее нарушил стук шагов. Эрнст вышел из рядов. Стуча каблуками, он подошел к стоявшему на левом фланге маленькому Фельдману:

– Ты… не плюнул!.. Я видел… Я следил за тобой.

Фельдман побледнел так, что в темноте его лицо казалось белой маской.

Эрнст приблизился к нему еще на шаг.

Ученики молчали.

Штризе стоял, покачиваясь на раздвинутых ногах. Заложив руки под пиджак на шине, он с любопытством наблюдал за происходящим.

– Ты паршивая еврейская свинья! – крикнул Эрнст, и все услышали звук удара по лицу.

Очки слетели с тонкого носа Фельдмана. Жалобно звякнули разбившиеся стекла. Бледная маска лица окрасилась темной полоской крови.

Никто не шевелился. На лице Штризе появилась довольная улыбка.

Но в этот момент перед строем школьников мелькнула фигура Руппа, и Эрнст получил затрещину.

Эрнст бросился на Руппа. Оба повалились на палубу, нанося друг другу удары. Строй сломался. Школьники обступили дерущихся. Кое-кто пытался, улучив момент, нанести Руппу удар ногой или кулаком.

Расталкивая юношей, в круг пробрался Штризе.

Рупп понимал, что заступничество за Фельдмана не сойдет ему с рук, даже если он не даст Эрнсту одолеть себя. И он, еще яростнее наседая на противника, наносил ему удары такой силы, что Эрнст перестал уже выкрикивать ругательства, а потом и вовсе затих. Он сделал вид, что не в силах больше сопротивляться. Рупп, шатаясь, поднялся, повернулся к нему спиной; тогда-то Эрнст нанес ему удар ногой в поясницу, и Рупп упал без чувств.