– А мои цели их устраивают? – спросил Гитлер.

– Они знают, чего вы хотите и чего они сами хотят от нас.

– Скажите им, Юпп: пока жив Рем, я не засну спокойно.

– Они не станут спорить, если мы скажем, что одним из условий соглашения является уничтожение Рема. – Геббельс посмотрел на часы. – Мне пора, а то там успеют закончить разговоры…

– Поезжайте, Юпп, поезжайте и знайте, что за вами стою я!

Геббельс, почти не скрывая иронии, отвесил Гитлеру почтительный поклон, взял со стола смятую шляпу и, прежде чем надеть ее, проговорил:

– Позвольте мне, мой фюрер, напомнить вам слова нашего Клаузевица: сильным духом является не тот, кто способен на сильные жесты, а тот, кто при самых сильных переживаниях остается в равновесии, кто, несмотря на все сердечные бури, наделен умением ориентироваться так, как ориентируется компас на корабле, кидаемом бурей.

Отвесив новый поклон, Геббельс вышел. Гитлеру показалось, что в почтительности поклона сквозила плохо скрытая ирония. Оставшись один, Гитлер стал гадать: кто из двух возьмет верх – Тиссен или Бош? Если Тиссен, Рему теперь же конец. А если Бош?.. Может быть, тогда конец ему, Гитлеру?.. Нет, этого не может быть. Шрейбер найдет путь к объединению промышленников. Ведь он, Гитлер, ясно сказал Бошу и просил Шрейбера повторить ему еще тысячу раз: если Химический трест сумеет поделить власть со Стальным трестом, государство будет стоять за их спиной.

Сказанное тут только что Геббельсом насчет этого американца может сильно изменить игру в его, Гитлера, пользу. Шрейбер, наверное, объяснил Ванденгейму: американские миллиарды, вложенные в немецкую промышленность по планам Дауэса и Юнга, может гарантировать только он, Гитлер. Желательное американским монополиям направление использования капиталов для восстановления военной мощи Германии может обеспечить только он, Гитлер. Кто еще с такой ясностью высказал свои намерения насчет востока? Кто еще с такой непримиримостью заявил, что покончить с коммунизмом – истинная и конечная цель всей его политики? Американцы не могут этого не понять. А раз так, они будут на его стороне. И этот Ванденгейм тоже… Нужно будет принять его поскорее. Только бы он пришел, не раздумывал.

Покончить бы с Ремом и Шлейхером, а с Бошем-то и с химиками он сговорится… Сговорится!.. Сговорится!..

В это самое время в одной из просторных комнат замка барона Курта фон Шрейбера, пользуясь перерывом в совещании, главный директор концерна «ИГ Фарбениндустри» профессор Карл Бош ходил из угла в угол, заложив руки за спину. Он диктовал своему секретарю по печати статью для завтрашнего номера «Франкфуртер цейтунг».

«…Новая волна доверия и уверенности прокатилась по германской промышленности. Причину этого я вижу в том, что германское правительство впервые не только дает обещания, но также и действует… Доверие, которое германские экономические круги чувствуют к руководству Национал-социалистской партии, показало себя как могущественный фактор в оживлении германской промышленности… Подводя итог, я как промышленник, несущий ответственность за огромное предприятие с сотнею тысяч рабочих, по праву собственного опыта заявляю, что только твердая воля национал-социалистов может добиться результатов, нужных германскому народу…»

Бош остановился и спросил секретаря:

– Много получилось?

– Еще несколько строк, и статья будет надлежащего размера.

– Хорошо, продолжим… – сказал Бош и стал диктовать: – «Из масс подымается почти не воспринимаемый, но весьма влиятельный коллективный флюид. Это тот поток, который и производит “германское чудо”. Этот поток встречается с невидимыми волнами, которые исходят от Гитлера. Эта игра обмена духовными силами заменила в Германии наших дней партийный парламент… – он на минуту задумался и решительно продолжал, притопывая после каждого слова носком ноги: – Не в голосованиях, а в живых, определенных чувством связях между вождями и последователями, укрепленных такими встречами с народом, находится политический центр тяжести нового государства…» – приостановившись, Бош протянул руку: – Покажите-ка, что там получилось, – и пробегая взглядом написанное, пробормотал почти про себя: – Хм… несколько непонятно… но это даже хорошо: простые люди склонны считать непонятное умным, – и он вернул листок секретарю.

В заключительных строках статьи Бош хотел охарактеризовать того, кому промышленники решили вручить всю полноту власти в Германии.

Но ему помешали. В комнату вошли Курт Шрейбер и Фриц Тиссен.

– Может быть, продолжим? – спросил Тиссен.

Снизу, из высокого гулкого вестибюля, доносился хриплый голос Геббельса, кричавшего в телефон:

– Да, да! Приезжайте как можно скорей!

Тиссен не обратил на это внимания, но Бош остановился и подозрительно спросил:

– Что за барбос там лает?

Шрейбер рассмеялся и ничего не ответил.

Оправдательный приговор лейпцигского суда прозвучал против воли судей на весь мир как пощечина немецкому фашизму. Казалось бы, этот приговор должен был быть последним этапом, увенчавшим полугодовое предварительное заключение Димитрова и девяностодвухдневную борьбу на процессе. И все же, несмотря на оправдательный приговор, несмотря на полный провал легенды о поджоге рейхстага коммунистами, Геринг не решался освободить Димитрова.

Он сказал Гессу:

– Или я найду способ уничтожить его, прежде чем он выйдет из тюрьмы, или он не проведет в Германии ни одного часа на свободе: прямо из тюрьмы – в самолет!

– Так действуйте! – насмешливо сказал Гесс. – Не сегодня-завтра Димитрову вручат советский паспорт.

Неожиданно Гесс добавил:

– Когда-нибудь, когда вы будете рассказывать внукам сказки о бескорыстной дружбе, вы обязаны будете вспомнить Рудольфа Гесса: я приготовил вам неплохой сюрприз.

Геринг насторожился: ему не очень нравились одолжения этого человека. Они всегда обходились довольно дорого. Он выжидательно посмотрел на Гесса.

– По данным… одного человека… – начал тот.

– Какого? – нетерпеливо вырвалось у Геринга.

– Вам очень хочется знать?

– Очень.

– Цените мою откровенность: мне рассказал об этом Александер.

«Значит, не блеф», – подумал Геринг. Начальник разведки рейхсвера слов на ветер не бросает. Тут было из-за чего навострить уши.

Но вместо того чтобы выложить главное, Гесс вдруг спросил:

– Помните ту пару борзых, что вы мне показывали на прошлой неделе?

– Веста и Вега? – с удивлением спросил Геринг.

– Меняю на них свою новость!

– Исключено! Совершенно исключено!.. Они приготовлены… в подарок моей невесте.

– Хорошо, новость остается при мне…

На жирном лице Геринга отразилась досада. А Гесс подзадорил: