навевают приятную грусть, а последние… Убивают.

Чувствую себя столетней бабкой. Я честно противостояла черноте, затягивающей душу, но она меня накрыла.

Мама встает рядом со мной, а я продолжаю смотреть на влюблённых.

— Даня всё ещё спит. Когда проснётся, хочу приготовить пирог.

— Пирог это отлично, — безэмоционально замечаю я.

— Ая, ты как?

— Никак, — пожимаю плечами.

— Знаю, сейчас не время, но я должна сказать. Ник снова заезжал, пока вы с Даней были на прогулке, — я напрягаюсь, слыша имя мужа, вопросительно смотрю на маму. — Кричал, угрожал, требовал впустить. Я ему снова повторила версию, что ты здесь не появляешься, что сняла квартиру, но где, не скажу. Ты же понимаешь, что не сможешь прятаться вечно от него. Вам нужно поговорить, — горько хмыкаю я.

— Наговорились на годы вперед.

— Но он, всё же отец. Имеет право знать, где сын. — вскакиваю.

— Не отец! Я многое могла бы стерпеть, пережить, но он отказался от Дани! Выставил меня черте кем! Это я ему даже спустя сто лет не прощу! Видеть его не хочу!

— И что? Так и будешь сидеть здесь? А как же работа?

— Я отменила заказы.

— А садик?

— Боюсь, что он придет и заберет Даню. Будет снова пытаться заставить вернуться, используя сына.

— Да ну. Он, конечно, ужасно поступил с тобой, но не опустится же до такой низости.

— Я уже не знаю, что от него ожидать.

— Мам? — сонный Даня трет глаза.

— Выспался? — тяну улыбку, обнимаю сына и целую в лоб. Он не должен знать в каком я состоянии.

— Ты снова грустишь? — проводит по щеке теплой ладошкой. — Из-за папы, да?

— Кто грустит? Всё хорошо. Задумалась просто. Бабушка пирог собралась делать. Пойдем поможем? — он кивает.

На кухне замешиваем тесто, показываю сыну как нужно, он повторяет. Хитро улыбаясь, касается моего носа липкими руками и заразительно хохочет.

— Ах, ты проказник! — ворчу я, тянусь к нему испачканными руками. Даня смеясь, убегает в коридор.

— Не догонишь! — хохочет он, врезается в мужчину, разговаривающего с мамой. — Ой! Извините!

Мужчина садится на корточки перед сыном.

— Привет. Я — Марат, — протягивает ему руку. Даня деловито пожимает.

— Данил! — хлопаю по лбу.

— Ты дяденьку замарал.

— Да ничего, — мужчина поднимает голову и смотрит черным взглядом. — Здравствуй, Агния, — он стал еще массивнее, крупнее. Черты лица еще больше ожесточились. Я смущённо заправляю прядку за ухо.

— Перепачкались все! Ни на минуту вас оставить нельзя, — ворчит мама. — Марата замарали. Как он сейчас поедет? Человек мне лекарство привез, а вы? Да вы проходите, Марат. Сейчас мы пирог быстро испечем. Поедите с нами.

— Да неудобно как-то, — выпрямляется он.

— Глупости! — отмахивается мама.

Мы уходим на кухню, следом за нами входит мама.

— Хотела помочь оттереть пятно с брюк, сказал сам справится.

— Он с нами будет есть? — Даня, залезает на табуретку, смотрит как я раскатываю тесто.

— А ты против?

— Да нет, — пожимаю плечами. — Это твой дом.

Марат заходит на кухню, занимая собой всё пространство.

— Как дядя Гена? — отправляю пирог в духовку.

— Нормально. Весь в делах. Как ты? — складываю полотенце пополам.

— Лучше всех! — не хочется жаловаться. Пусть думает, что у меня всё отлично.

Раздается звонок в дверь.

— Я открою! — Даня пулей летит в коридор.

— Стой! — не успеваю его опередить.

— Папа? — Даня отступает. Ник заходит, прикрывает дверь.

— Привет, сын. Собирайся, поехали домой! — переводит взгляд на меня, скользит по голым коленкам, задерживается на груди.

— Никуда он не поедет! — рычу я, задвигая сына за спину.

— Огонек, поехали все вместе, — тянет за руку, я упираюсь.

— Пусти! Больно!

— Я и силой утащить могу, — обнимает меня. Горечь, как изжога поднимается по горлу.

— У тебя нет права врываться в мой дом, вести меня силой!

— Ты все еще моя жена! — встряхивает меня, держа за запястья. — Забыла?

— Ненадолго! — шепчу я. От бессилья глаза стекленеют. Хуже всего, что эту неприятную картину видит сын и больше не получится делать вид, что ничего не происходит,

— Отпусти, Аю! — гремит за спиной.

— А это еще что за хрен с горы? — зло прищуривается Ник.

Глава 12

Ник

Целую неделю караулил Аю и сына. Ольга Леонидовна в первый день накинулась на меня с кухонным полотенцем, обматерила, а потом врала, что дочка живёт не у нее. Знал ведь, что брешет теща, и сделать ничего не мог.

Голливудский режиссёр звонит каждый день, скоро начнется работа над фильмом, ехать надо. А как? Если у меня в семье полный треш. И по-быстрому помириться не получится.

Не понимаю. Чего она так взъерепенилась? Я же её простил за измену, хотя она даже не извинялась. Да, сам процесс я не видел, как она, но доказательства то железные. Чего упираться?

Когда утром не обнаружил ни Агнию, ни сына, хотел всё так оставить. Ушла — пусть катится. Слонялся по пустому дому, в груди всё крутило. Сожаление съедало изнутри. Мне нужно ее видеть.

Ждал ее звонка, но звонила совсем не та, которую хотел слышать.

Анжи атаковала мой телефон каждый день — я сбрасывал. Но в конце концов не выдержал.

— Не звони больше. Я не приду.

— Порезвился и все? — да и очень жалею об этом. Жалею, что так был увлечен ей целых полгода. Если бы разглядел Стоун с самого начала, может между Агнией и этим Вальком ничего бы не было.

Мы бы наконец-то свозили сына в Диснейленд, как я часто обещал, а потом могли слетать в Италию. Нам так хорошо было втроём.

— Или тебя устраивают оленьи рога? — продолжала нападать Анжи. — С ней решил остаться? Чтобы Агния продолжила вытирать об тебя ноги? Так не получится, после того что она видела.

— Не твоё дело! Предложи свои услуги другим, а я больше не заинтересован.

— Что?! — завизжала она. — Как ты со мной разговариваешь? Я звезда! Каждый мужик меня хочет, а ты смеешь меня бросать?

— Да. Секс с тобой на троечку. Жаль, что вообще повелся.

— Подонок! Ты еще пожалеешь, второсортный актеришка! — а пела то совсем другое, как та лиса из басни налила мне в уши тонну лести. — Я помогу твоей жене обобрать тебя до нитки.

Сел на диване вытирая лицо ладонями. Как я мог запасть на нее? Ведь такие сотнями крутились вокруг меня и ничего!

До дома Ольги Леонидовны ехал без какой-то надежды увидеть жену и сына. Но в этот раз фортуна повернулась ко мне лицом. И дверь мне открыл сын.

Он смотрел на меня как на чужого, и в моей груди завыла вьюга, пронзая мелкими льдинками.

Позади увидел ее. Волосы