политических деятелей – вещь нелегкая. <…> Римляне находили, что о малых вещах надо говорить просто и интересно, а о великих – просто и благородно. Именно так говорил Маклаков»[294].

Василий Алексеевич председательствовал в комиссии по наказу (регламенту) во второй и третьей Думах. Надеясь предотвратить роспуск второй Думы, вопреки позиции партии, он вместе с П. Б. Струве и С. Н. Булгаковым встречался с П. А. Столыпиным.

Роспуск второй Думы 3 июня 1907 года Маклаков считал «переворотом» и «проклятой датой». Он осуждал этот акт не только как незаконный, но и как политически вредный. По его мнению, роспуск второй Думы завершил период «первой революции». Созыв третьей Думы стал началом эпохи «конституционной монархии». «Левая общественность глумилась над третьеиюньскою Думой, над ее „угодливостью“ и „раболепством“. Поводов для законного негодования эта Дума давала не раз. Но любопытно, что одновременно с нею начался подъем России во всех отношениях. „Конституционный строй“ показал этим свою пригодность для России, несмотря на его политическую неопытность и на проистекшую из нее массу ошибок»[295].

В третьей и четвертой Думах численность депутатов-кадетов заметно уменьшилась. Василий Алексеевич оценивал этот факт следующим образом: «Партия, которая могла быть опаснейшим врагом реакции и революции, только им и оказалась полезна: тому, в чем было ее предназначение, то есть мирному превращению самодержавия в конституционную монархию, она в решительный момент помешала. Исторического призвания своего исполнить не сумела»[296].

В годы Первой мировой войны Маклаков, как и большинство членов Думы, занимал патриотические позиции. Однако бездарная политика правительства и неудачный ход военной кампании его разочаровали. Отсюда ряд его резких выступлений в Думе и печати. Большой общественный резонанс вызвала статья Маклакова «Трагическое положение», где в иносказательной форме он изобразил Россию в виде автомобиля, который несется по горной дороге, управляемый «безумным шофером» (Николай II), и ставит «пассажиров» (оппозицию) перед сложным вопросом: возможно ли перехватить руль и не свалиться при этом в пропасть?[297]

Видимо, это глубокое разочарование и предчувствие близкой катастрофы привели его в число участников покушения на Распутина, которого многие считали злым гением царской семьи. История этого покушения до сих пор вызывает ожесточенные споры исследователей[298]. Единой точки зрения на это событие нет, подлинность некоторых документов вызывает сомнение. Очевидно только то, что Маклаков был хорошо знаком с организатором этого покушения – князем Феликсом Юсуповым. Якобы он передал ему яд для отравления Распутина, и дубинку, которой Юсупов добивал полумертвую жертву.

В критические мартовские дни 1917 года Маклаков вместе с Милюковым настаивал на сохранении монархии и был против отказа великого князя Михаила от трона, потому что считал сохранение монархии единственным шансом удержать революцию, восстановить законную власть. Он не одобрял идею проведения Учредительного собрания в стране, где большинство населения было неграмотно – такая ситуация, по его мнению, напоминала фарс.

После Февральской революции Василий Алексеевич был назначен комиссаром Временного комитета Государственной думы в Министерство юстиции. В этой должности Маклаков добился немедленного разрешения свободного проезда членов социал-демократической фракции четвертой Государственной думы в Петроград, зачисления всех желающих евреев-юристов в сословие присяжной адвокатуры. Кроме того, он участвовал в решениях по освобождению всех политических заключенных, которые были арестованы в порядке предварительного следствия. Всем прокурорам судебных палат были направлены распоряжения о недопущении возбуждения новых политических дел.

Однако в отношении своей политической карьеры Василий Алексеевич проявлял пассивность. Со стороны это выглядело странным: почему, будучи назначенным комиссаром в Министерство юстиции, он не сменил эту должность на министерский пост?

Маклаков был первым, кто возглавил Юридическое совещание при Временном правительстве, однако через три недели был замещен Ф. Ф. Кокошкиным. Сам Маклаков списывал это на интриги председателя Временного правительства князя Г. Е. Львова[299], хотя, скорее всего, на его поведение повлияло осознание неизбежности краха демократической власти и невозможности построения нового общества на законных началах.

Василий Алексеевич был командирован в Царскосельский гарнизон для решения вопроса об удалении нежелательных для солдат офицеров. Участвовал в Особом совещании по выработке проекта Положения о выборах в Учредительное собрание. И здесь он проявил свое особое видение ситуации, настаивая на повышении возрастного и образовательного цензов для избирателей, доказывая неправомерность лишения избирательных прав семьи Романовых, утверждая, что это либо насилие Временного правительства над страной, либо проявление политической трусости. На Восьмом съезде Партии конституционных демократов Маклаков был вновь избран в состав ЦК. Участвовал в Государственном совещании в Москве. Был избран членом Временного совета Российской республики (Предпарламента)[300].

В июле 1917 года Маклаков был назначен послом России во Франции[301] и прибыл в Париж на другой день после Октябрьского переворота в Петрограде. Октябрьский переворот он, конечно, не принял и до конца своей жизни активно участвовал в деятельности различных эмигрантских организаций.

В годы Гражданской войны, надеясь на скорейшее падение Советской власти, Василий Алексеевич много сделал для дипломатического и финансового обеспечения Белого движения, вошел в состав Русского политического совещания в Париже, взявшего на себя представительство антибольшевистских сил за рубежом. С целью помочь силам «контрреволюции» и «окунуться в Россию» Маклаков совершил две поездки – на Дон к А. И. Деникину (1919) и в Крым к П. Н. Врангелю (1920). Вернувшись разочарованным, предрекая скорейшее поражение этих армий, он утратил веру в свержение большевиков силами белогвардейцев. Потом возложил все свои надежды на постепенное отмирание нового строя через НЭП, но политика насильственной коллективизации и индустриализации навсегда закрыла ему дорогу домой.

Вместе с П. Б. Струве Василий Алексеевич сумел добиться официального признания Францией правительства Врангеля. После признания Францией СССР (1924) он возглавил Русский эмигрантский комитет, исполнявший обязанности консульства по делам российских беженцев, разрабатывал правовые нормы существования российской эмиграции, участвовал в работе женевского Международного комитета частных организаций для выработки общего статуса беженца при Лиге Наций[302]. В должности своего рода омбудсмена российских эмигрантов он пробыл до конца своей жизни.

Однако Василий Алексеевич занимался не только политикой. В качестве председателя Комитета по устройству Дня русской культуры, который с 1926 года ежегодно проводился в течение ряда лет во Франции, он выступал с речами об А. С. Пушкине, Л. Н. Толстом, других выдающихся деятелях русской культуры.

Со Львом Николаевичем Толстым Маклаков был хорошо знаком и не раз по его просьбе выступал в суде. В своих речах «Толстой и большевизм» (Прага, 1921)[303], «Лев Толстой (учение и жизнь)» (Париж, 1928) и «Толстой как мировое явление» (Прага, 1928)