Пусть так. Он примет во внимание это предзнаменование и удовлетворится тем, что доставит Калли домой к ее семье и разоблачит шотландских повстанцев, чтобы они понесли наказание.

И все же, глядя на спящую девушку, Син чувствовал в глубине души горькую боль, вызывавшую у него желание стать другим человеком — лучшим человеком.

Син лег рядом с Калли и обнял ее, решив, что просто немного подержит ее в объятиях, притворится, что у них есть общее будущее, сделает вид, что у него есть что предложить ей такого, что стоило бы иметь.

Калли проснулась с пульсирующей болью в голове. Застонав, она открыла глаза и вздрогнула от яркого дневного света, заливавшего комнату, а звук открывшейся двери вызвал у нее новый приступ головной боли.

— О-о, пожалуйста, ходите тихо, — прошептала Калли.

— Прошу прощения, миледи, — тихо отозвалась Элфа, — но его милость ждет внизу, чтобы отправиться в Шотландию.

Калли резко села, и от следующего приступа боли у нее перехватило дыхание.

Она замужем.

И она едет домой!

Калли оглядела комнату, ко не заметила никаких признаков того, что ее муж побывал здесь. Она попыталась вспомнить прошедшую ночь, но у нее в голове путались лишь неясные воспоминания.

Она помнила, что Син выглядел рассерженным, и смутно помнила, как он нес ее в спальню. Последнее, что она помнила отчетливо, было ощущение его груди под своей рукой.

— Миледи, я распорядилась, чтобы для вас приготовили ванну в соседней комнате. — Элфа подошла к ней с полотенцем в руках. — Я подумала, что сегодня утром, прежде чем отправиться в долгое путешествие, вы захотите принять ванну.

— Спасибо, Элфа, — прошептала Калли, откидывая одеяло.

У нее остановилось сердце, когда она увидела окровавленные простыни, а Элфа, открыв рот при виде этой картины, перекрестилась.

— Иисус, Иосиф и Мария! Что с вами, миледи? Ей-богу, я никогда в своей жизни такого еще не видела. Как вы себя чувствуете? Вам плохо?

Калли отрицательно покачала головой.

— Вам лучше всего двигаться с осторожностью, миледи. — Элфа помогла ей встать. — Где-нибудь болит?

— Я чувствую себя прекрасно, если не считать боли в голове.

Завернувшись в свою накидку, Калли направилась к ванне в соседней комнате. Кровь в постели озадачила ее. Откуда она взялась?

У Калли определенно ничего не болело.

Что же могло произойти?

Это было очень, очень странно.

С хмурым видом Син шел через большой зал, где все смотрели на него весьма странно — еще более странно, чем обычно, и он не мог понять, в чем дело, пока к нему не подошел Саймон.

— Что ты сделал с Каледонией прошедшей ночью?

— Ничего. — Схватив зеленое яблоко с блюда, стоявшего на одном из столов, Син повел Саймона к лестнице.

— Ты не убил ее в ее же постели?

— Это еще что за вопрос? — Син замер на полдороге и взглянул на друга.

— Не сердись на меня. Сегодня утром все только и делают, что пересказывают эту историю. По-видимому, Генрих приказал Элфе принести ваше постельное белье. Увидев его, все теперь уверены, что ты отрезал ей голову.

Син ничего не сказал в ответ, а только сжал зубы. Чтобы не осталось сомнения в том, что он спал со своей женой, Син разрезал себе руку и своей кровью испачкал простыни. Очевидно, он перестарался.

— Так что произошло? — не отставал от него Саймон.

Не отвечая Саймону, Син посмотрел вверх на лестницу и увидел спускавшихся Капли и Джейми. Девушка оделась в ту же шафрановую блузку и клетчатую накидку, по обе стороны ее лица свешивались косы, и в это утро у нее снова были сияющие глаза и яркие щеки.

При виде Капли у Сина захватило дух, и ему ужасно захотелось закончить то, что они оба начали прошедшей ночью.

Увидев мужа, Капли одарила его улыбкой, от которой Сина мгновенно бросило в жар. Он весь напрягся, и это отчетливо напомнило ему, что Капли уснула до того, как он получил хоть какое-то облегчение.

— Доброе утро, муж.

— Миледи, — поклонился Син, чувствуя, как от этого слова все внутри у него сжалось. — Как вы себя чувствуете?

— Голова еще немного побаливает, а в остальном все чудесно. А вы?

— Никогда не чувствовал себя лучше, миледи. — Он окинул взглядом придворных, глазевших на нее, словно им явилось привидение.

Джейми убежал от них, чтобы показать Саймону пригоршню бус.

— Мы сейчас отбываем? — спросила Калли, улыбаясь еще шире.

— Я думал, вам этого хотелось бы.

— Да. Чем скорее, тем лучше.

— Тогда пойдемте. Все собрано и готово.

Калли хотела взять его под руку, но Син отшатнулся от нее. Огорченная, но совсем не обескураженная, она глубоко вздохнула и последовала за ним через зал к дверям.

Снаружи их ожидал Генрих в мрачном настроении.

— Будь осторожен, — обратился он к Сину. — Я не желаю, чтобы через неделю мне доставили твою голову.

Кивнув, Син помог Калли сесть на лошадь и повернулся к Джейми, но король остановил его.

— Мальчик остается здесь как гарантия того, что с тобой не приключится никакого несчастья.

Протестуя, Джейми пронзительно закричал, а Калли открыла рот, чтобы возразить, но она не успела ничего сказать, потому что ее опередил Син.

— Мальчик едет с нами.

— Ты сошел с ума? — возмутился Генрих. — Без ребенка нет никакой гарантии твоей безопасности.

— Мальчик едет с нами, — повторил Син, и резкость его тона поразила Калли, Она сомневалась, что Генрих позволил бы кому бы то ни было, за исключением ее мужа, разговаривать таким тоном без того, чтобы не надеть на него наручники. — Уверяю вас, — более спокойно сказал Син, — я смогу защитить себя и от самого дьявола, но я не оставлю здесь невинного ребенка без защитника.

— Ты оскорбляешь нас, если полагаешь, что мы допустим, чтобы наш подопечный… — натянуто начал Генрих.

— Когда-то и я был вашим подопечным, сир. — Син с бесстрастным лицом смотрел на короля.

— Что ж, прекрасно. — В глазах Генриха промелькнуло чувство вины, но он быстро оправился. — Забирай его, если хочешь.

Не сказав больше ни слова, Син взял Джейми на руки. Мальчик, обхватив его за шею, крепко прижался к нему, и Калли заметила растерянность во взгляде Сина.

— Вы мне нравитесь, даже несмотря на то, что вы английская собака, — объявил Джейми и, чуть отстранившись, погладил Сина по голове. — Вы у меня самый любимый. Бы и еще Саймон.

— Что ж, — криво улыбнулся Син, — тогда, думаю, я должен поблагодарить тебя.