рано, что казалось на улице еще ночь. Замковый двор освещал лишь тусклый свет звезд, отраженный снегом. Все еще пуржило. Зима неотвратимо вступала в свои права и закружила, завьюжила. Протоптанную дорожку замело, придется пробивать свежий след.

Сначала Мина решила отдать Честер свои водяные долги, а уже потом заняться домашними заботами. Взяв два ведра (не идти же обратно от колодца с пустыми руками) она как комета рассекающая ночное небо, пропорола нетронутые барханы падших снежинок. Под рыхлым снегом прощупывался натоптанный наст, и ноги пугающе проскальзывали по нему. Таскать воду нужно будет очень осторожно. Вчера днем солнышко подтопило снег на дорожках, а ночной мороз прихватил и превратил в накатанные зеркала, для пешего эффекта сверху присыпав хрустящим снежком. Получились не дорожки, а настоящие ловушки для рассеянных прохожих. Только засмотрелся на пролетающею ворону, шмяк и сердитая зима положила тебя на лопатки.

Мина была тертым калачом. Уж сколько ведер воды она перетаскала за свою жизнь, и не пересчитать. Набрав воды, она пошла не размашистым шагом раззявы, а медленно посеменила к кухне, переваливаясь с одной ноги на другую, словно уточка. В окне промывочной горела свеча, словно маячок, призывающий всякого, кто несет туда воду. На стук, тут же открылась дверь.

— Проваливай. — Рявкнула в проем посудомойка.

Мина растерялась и испугано залопотала:

— Госпожа Кодик… То есть, мисс Честер…Госпожа Честер? Это я Мина.

В ответ её раздался хриплый старушечий смех.

— Да шучу я, глупая!

По утрам Честер была более резка, недовольна и помята, чем в дневное время, вот и сейчас она не стала забирать у девушки ведра, а мотнула головой на огромный котел, вделанный в печь.

— Выливай. — Скомандовала она Мине и подбросила торфяной кирпич в печку.

Помывочная была довольно большим помещением, с низким, подкопченным потолком. В ней находилось несколько врытых в землю печей, на которых были установлены хитрые чаны. Их наполняли водой и разжигали печку, вода грелась, посуда мылась. Не нужно было переливать туда-сюда. Остыла, просто подбрось дровишек. Сбоку у каждого из котлов была впаяна труба, через неё сливали использованную воду, дальше та вытекала на улицу сама, по специальным углублениям в полу. Мина оглядывалась с любопытством, таких интересных устройств она раньше не видала.

— Вот что значит замок, подруга! — Гордо распиналась Честер. — Все здесь по последней моде, современно и удобно, не то, что харчевня какая-нибудь. — Она снова подхватила торфяной брикет и забросила в топку другой печки.

В замок торф привозили с ближнего болота, и складывали в кухонной пристройке. Он горел дольше и ярче чем дрова, но и стоил дороже. Если такой кирпичик положить в печку на ночь, то утром он будет еще тлеть, наполняя комнату приятным теплом.

— Вот бы и мне такого топлива. — Позавидовала Мина. — Утром не холодно было бы вставать.

— Бери не жалко. — Зевнула Кодик. — Один кирпич — два ведра воды.

— Справедливо. — Согласилась Мина.

— Я такая. — Согласилась хитрая шельма.

Мина вылила воду в чан и пошла за новой порцией. Вместо шести ведер, которые успела задолжать, она принесла десять и Честер щедро отсчитала ей два коричневых брикета. Они были заботливо отнесены в темное подземелье и отложены на ночь.

Потом были еще дела: вынести всю грязную воду, натаскать дров, откопать из снега и принести в подвал четыре дубовые чурки. Последние, понадобились после того, как девушка заварила чай. Было как-то не по людские пить чай одной, а потом отдавал остатки оборотню. Что-то оскорбительное проскакивало в такой постановке вещей, но кастрюлька в тюремных стенах имелась в единственном экземпляре. Вот если сесть возле решетки рядом, то можно передавать посудину туда-сюда и пить по очереди, глоток узник, глоток тюремщица.

Мина оторвала от многострадальной простыни полосочку ткани и замерила ширину проема для отхожего ведра. Пенек должен быть не шире.

Рубленые дрова были сложены под длинными навесами, а те, что еще предстояло расколоть, свалили за конюшней одной, высокой кучей. Чурочки имелись на любой вкус: толстые, тонкие, прямые, корявые, длинные (для самого большого камина в замке) и совсем коротышки. Мина выбрала две повыше и две пониже. Высокие заменят им с Урсулом столы, а нижние будут стульями. Под прикрытием темного утра, обеденная группа, по очереди перекатилась к новому месту обитания. В клетку оборотня протиснулись те, что поуже, а себе Мина поставила толстенькую, словно пивной бочонок, чурочку-стол и скромную (как раз под её тощую попку) чурочку-стул.

— Вот теперь можно и чаю топить. — Вздохнула девушка, глядя на плоды своего труда. — «Только утро, а я уже устала». — Расстроилась она в душе, но виду не подала, не хотела, чтобы сосед считал её хлипкой особой.

— Будет удобно. — Согласился Урсул, расставляя чурки рядом с её «столиком». — Я бы не догадался.

Он переставлял чурбачки легко словно пушинки. Рубашку оборотень не застегнул, хотя в подвале было еще прохладно, и девушка невольно засмотрелась на перекаты грудных мышц. Только сейчас она заметила, какие маленькие и темные у него соски, а от пупка вниз идет черная полоска волос. Его штаны болтаются так низко, что каждый раз, когда рубашка распахивается, видны выступающие косточки и чуть впалый пах. Сегодня в мерцающем свете свечи она рассмотрела не грязного зверя, она вдруг узрела, что все это время рядом находился сногсшибательный красавец. С трудом она перевела взгляд на кастрюльку с чаем.

Что за стол без скатерти? И Мина поделила остатки простыни пополам, а потом половинку еще надвое. Одна салфетку Хорсту, вторая ей. Так празднично вышло! Застеленные белыми салфеточками, чайные столики, дымящаяся кастрюля и половинки вчерашнего хлеба, красота! Даже слюнки потекли.

Уселись чинно. Ели молча. Пока Мина, не посмотрела на потолок и не вспомнила про окно.

— Совсем забыла! Окно! — Она хотела бежать сразу, но Урсул поймал за руку. Горячая ладонь словно обожгла, заставив покраснеть щеки.

— Потом посмотришь. Никуда оно от нас не убежит. — Спокойно пояснил, жесткую хватку. — Сейчас поешь, а то за последние дни, от тебя одни глаза остались. Даже смотреть страшно, того и гляди свалишься в обморок от истощения.

— Никуда я не свалюсь, — Обиделась Мина. — А худая я такая, всегда. Природа у меня такая.

— Жуй, говорю. — Усмехнулся Урсул — Природа… Мельтешишь как шалая белка, только пятки в дверях сверкают. — Он разглядывал её задумчиво, перестав улыбаться. В глазах оборотня отчетливо читалась озабоченность.

— «Он что же, переживает обо мне?» — Удивилась Мина и посмотрела в карие глаза.

Сегодня на темно-карем фоне, словно веснушки, поблескивали золотистые крапины. Когда их глаза встретились, золотники стали увеличиваться и заливать собой, радужку глаз. За этим