Эндрю поднял руки и отступил.

Я вдруг подумала о том, что могло бы случиться, если бы со мной оказался нож пилота. Я оставила его Брайану и Эндрю для обустройства лагеря. Успела ли бы я его выхватить, чтобы защититься? Или, скорее, им воспользовался бы Ферран, и сейчас неизвестно, было ли бы мне чем придерживать штаны. И имело ли бы это какой-то смысл? Трупу-то всё равно, в штанах он или уже без.

– Что с Уэйдом? – ровным голосом спросил американец. – Он жив?

– Несколько минут назад был, – кивнула я.

– Что с ним?

Я пожала плечами.

– Когда я уходила, бил морду Феррану.

По понятной причине я болела за британца. Но если бы прямо сейчас все мужики провалились сквозь землю, я бы не расстроилась.

– Я отвернусь. Переодевайтесь. Я не причиню вам вреда.

Эндрю действительно отвернулся. Но я захватила пакет с джинсами и скрылась за ближайшим крупным деревом. Вместе со своим лучшим другом ружьем.

Подумав, я достала и кардиган, прихваченный для высокогорий. Не потому, что вокруг похолодало. Просто Антарктида внутри не давала воздуху тропиков меня согреть.

Я села по другую сторону от костра, хрустнув валежником.

– Можно поворачиваться? – уточнил американец, явно ориентируясь по звукам.

Я кивнула. Потом до меня дошло, что он не видит, и сказала вслух:

– Да, – и закуталась потеплее.

Он окинул меня взглядом.

– Хотите горячего? – предложил американец, протягивая кружку с земли. Быстро они первую партии воды вскипятили.

Я снова кивнула. Он поставил кружку недалеко от меня. Я подняла.

– Вам нужно обработать ссадины на лице. Я бы помог, если бы вы позволили, – Эндрю медленно сел напротив.

Я вцепилась руками в кружку. Он прав. В раны любая гадость могла попасть. Особенно здесь. Но никаких решений принимать не хотелось. Делать ничего не хотелось. Разрешать к себе прикасаться – не хотелось вдвойне. Я смотрела на пламя. Единственное, чего хотелось: вернуться в злополучный день моего прилета в Колумбию и сдать билет на этот рейс. И в этом Эндрю был не помощник.

– Вы сильно пострадали? Может, вам нужно… еще воды? – неловко спросил Додсон.

Я удивленно подняла на него взгляд. Но потом до меня дошло, о какой воде идет речь. Точнее, для чего. Я помотала головой.

– Нет, спасибо. Брайан успел вовремя.

– Слава богу, – выдохнул американец.

– Тут я с вами согласна.

И замолчала, вернув внимание костру.

Додсон тоже молчал.

– Вы очень красиво рисуете, – не к месту сказал он.

Я снова подняла взгляд.

Он пытается перевести тему. Отвлечь.

– Спасибо.

– Вы давно интересуетесь культурой коренных народов Америки? – толерантно продолжил тему он.

Я хмыкнула:

– Вообще, с детства.

– Как интересно. Необычное увлечение для европейской девочки.

Я пожала плечами:

– Так сложились обстоятельства. Иногда не мы выбираем, чем увлекаться.

– Пути Господни неисповедимы, – согласился Эндрю. – Вы много знаете о них. И рисунки ваши наполнены… любовью. Как вы придумываете сюжеты?

– Никак. Я их не придумываю, – призналась я. – Они рождаются сами. Я только их зарисовываю.

– Необычно, – Эндрю мягко улыбнулся. Он тоже смотрел на огонь. Наверное, чтобы не смущать меня взглядом. – Мне это сложно понять. Я – человек, далекий от творчества.

Со стороны леса послышались шаги. Я схватилась одной рукой за оружие. Но из-за деревьев появился Брайан.

Судя по тому, что он был жив и пришел, в схватке с подонком он не проиграл. Но под глазом у него наливался синяк, а рукав лонгслива был порван.

– Где Ферран? – ровно спросил Эндрю.

– Собирает орехи, – ответил британец. – Ты как? – обратился он ко мне.

– Нормально. – Я отпила из кружки.

Травки бы туда какой-нибудь. Пассифлоры той же. Жаль, я никогда не интересовалась, какая ее часть действует как успокоительное.

– Тебе нужно обработать раны, – твердо заявил Уэйд. – Сама сможешь?

Внутри полыхнуло возмущение. Но, подумав, я согласилась. Придвинула к себе рюкзак и вынула оттуда полевую аптечку. Додсон добавил недавно выданный ему крем. Сперва я протерла лицо салфеткой, смоченной водой из кружки. Затем попросила американца промыть раны струйкой из бутылька с перекисью.

Брайан в это время сидел, глядя куда-то в сторону. Потом обратился ко мне и Эндрю.

– Оружие Отавиу не давать ни при каких обстоятельствах. Келли не должна оставаться один на один с Ферраном, – сказал он американцу. – Келли, ты не отходишь от лагеря, если Ферран не сидит возле костра.

В этот момент из леса вывалился колумбиец. Да, Брайан в схватке победил. Отавиу выглядел очковым медведем. Лицо и одежда были в потеках крови. Одежда – еще и в грязи. Руки – в ссадинах. Но здесь и я поработала.

– Значит, вам можно. Нельзя только мне, – зло заявил он, высыпая к костру орехи.

Орехов, между прочим, было больше.

– Хорошо, – поправился Брайан. – Келли, ты отходишь в лес только тогда, когда все мы сидим у костра. Возражения есть?

Колумбиец недовольно промолчал.

А ведь если бы нож был при мне, и я бы успела им воспользоваться, он, скорее всего, был мертв. Или не мертв, но ранен. Это было бы уже серьезно. И ведь с ним сейчас действительно ничего не сделаешь. Убить его нельзя. Не важно, что колумбиец – скотина, за его убийство отвечать придется как за человека. Бросить его нельзя. Неизвестно, что он придумает, если его выпустить из поля зрения. Мозгов у него мало, зато подлость натуры компенсирует их недостаток с лихвой. Придется идти вместе.

Меня передернуло от мысли, что он снова может оказаться рядом.

Ужин никто не отменял. Фрукты – фруктами, а организм требовал полноценной еды, даже несмотря на искреннее сочувствие к девчонке. И, – что самое гадкое, – чувство вины. По сути, именно я своим откровенным вниманием к Келли спровоцировал колумбийца. Возможно, его бы в любом случае накрыло. Но я выступил катализатором. И вина капала, капала на совесть, а совесть пилила, пилила… Хотя теперь уже ничего невозможно было изменить.

Я полез в рюкзак за сменой верха – последнего, между прочим. С этим колумбийцем никакой одежды не напасешься. Зашить рукав было несложно. Можно было и француженку попросить. Но Ферран мог усмотреть в этом ущемление его прав и подсунуть потом девчонке штопать свои вонючие носки, например. Пока я переодевался, Келли натягивала под полог свой замысловатый гамак с вышивкой, пимпочками и разноцветными висюльками. Я предложил помощь, но она буркнула, что спасибо, ей сегодня уже так помогли, что она не знает, как теперь себе распомочь. Забралась в подвесное ложе с подскока, – высоко получилось, – и повернулась к нам спиной.