зная и другое. Нередко в каменные мешки помещали врага или преступника за великое злодеяние, а то и тайного узника. Но этим пищу уже никто не носил и для воздуха отверстия не оставляли.

Мисюрь и Лавр каменный мешок тот тогда разорили полностью, но следов драгоценностей Марины Мнишек не нашли, под их кирками развалились полуистлевшие кости человеческого скелета. И кто был тот узник, осталось для них вечной тайной. Лавр отметил в заветном пергаменте, доставшемся ему от прадедов, тот тайник жирным крестиком и огорчился. Но тогда они только начинали совместные поиски и впереди их ждало множество таких неудач и огорчений. А у Лавра ещё целы были обе руки и крепкие ноги держали могучее тело. Он не думал, не гадал, что скоро едва не погибнет под завалом. И, конечно, не подозревал о том, что настанет время, и его в подземных поисках сменит зеленоглазая жена Мисюря, которой из-под земли однажды выбраться живой не удастся, хотя удача улыбнётся ей перед самой смертью бесценной короной непризнанной царицы.

Вот к тому помеченному в пергаменте когда-то Лавром разорённому каменному мешку и вёл бандитов Мисюрь. Тайника не было, но в стенах остались крючья, к которым в древности подвешивали узника цепями. Не на них ли теперь мучается его Донат? Вот что запало в голову Мисюрю. Крутился же возле Рожина Пашка Дубок. Этот юнец – проныра известный! Не раз гонял его Мисюрь от лазов и спусков в подземелья кремля. Мог и проследить за ним, мог и сам добраться со своей кодлой. А теперь выдал все секреты этим бандитам, дорогу указал. Надеялся Мисюрь выручить сына.

За поворотом, как и предупреждал Мунехин, воздух заметно посвежел, чувствовалось его движение, и сразу непонятно куда подевалась духота, исчезла испарина с лиц, спокойнее забились сердца. Мисюрь скомандовал свистком остановку, и все повалились с ног. Даже Рожин, не подававший признаков усталости, и тот присел, тяжко переводя дух. Мисюрь выключил фонарик.

– Дай свет! – заорал отчаянно Хрящ. – И так как в могиле!

– Зачем выключил? – подал голос и Ядца.

– Тише! – прикрикнул на своих Рожин. – Беречь батарейки надо.

– Взяли же с собой про запас! – снова взвился Хрящ.

– Закрой глаза, будто спишь, – только и ответил ему Рожин, и больше никто не посмел возражать.

В гнетущей тишине и кромешной тьме, не двигаясь поначалу, каждый приходил в себя от изнурительного перехода по узкому туннелю подземелья. Когда очухались под лёгким дуновением потока свежего воздуха и задышали спокойнее, начали шевелиться. Рожин ткнул рукой в одну сторону, в другую, былой тесноты в пристанище не ощущалось. Он включил свой фонарик, обвёл жёлтым лучом пространство вокруг себя. Они находились на полу небольшого просторного помещения квадратной формы, где можно было свободно перемещаться, не мешая друг другу, всем пятерым. Как ни шарил он лучом света по своду, источника поступления воздуха не нашёл.

– Здесь и жить можно, – мрачно сплюнул он под ноги.

Никто не оценил его юмора.

– Далеко до короны ещё? – спросил он Мунехина.

Тот неопределённо пожал плечами:

– Как идти будем.

– Отдышимся, побежим.

– Тогда скоро.

– Дальше пойдём в другом порядке.

– Мне всё равно.

– Я с сосунком за тобой. Хрящ следом, а Ядца замыкает. Поняли все?

– Я последним не хочу. Тут крысы бегают, – подал голос толстяк. – Того и гляди, вцепятся в ноги.

– Возьми крюк, – сунул ему своё металлическое орудие Рожин. – Мне он не понадобился. Где ты крыс видел?

– Я их чую. Мальчишку вон допекают. Под ногами пищат. Слышал, Хрящ?

– Я одну тесаком задел, – поднял вверх свой ножичек Хрящ. – Здоровенная, думал, кошка.

– Откуда здесь кошки? – хмыкнул Ядца. – Если и были, их давно сожрали эти стервы. Дай мне пацана, Кирьян. Пусть он последним будет.

– Сказано тебе! – рявкнул на толстяка Рожин. – Крысы от переднего шарахаются. До тебя не доберутся.

Ядца, понурившись, примолк. Рожин переместился поближе к Мунехину, но Игнашку к отцу не подпустил. Сам поманил Мисюря к себе и выключил фонарик.

– Пока лежим здесь, скажи, чтобы эти поганцы не слышали, как же ты сам эту корону царскую из тайника не упёр? Говорил, что искал столько лет, подземелье всё облазил со стариком тем да с женой и вдруг отказался брать? Не пойму я.

– Если враз не понял, то и сейчас не поймёшь, – хмуро бросил Мунехин.

– Я тебя рукой не тронул. – Рожин сплюнул, – а ты, видать, не вразумел?

– Разные мы люди с тобой.

– Это чем же мы разные?

– Бандиты вы!

– А ты, значит, лучше?

– Я людей не граблю. Не убиваю.

– А воруешь?

– Чего я украл?

– Небось с Лавром-то золота здесь накопали в церковных подземельях? Не зря ты сюда от Стеллецкого рванул. Знал, где клады прячут.

– Искали мы корону одну. У Лавра и был листок тот с чертежом, который я отцу Ефимию отдал. Говорил же. Листок древний, от прадедов ему достался. Лавр за ту корону здоровья лишился. А я жену загубил. Ей хотел корону ту достать из-под земли. Да Господь рассудил иначе. Грешники мы все великие!

– А корону ты видел? Не врёшь?

– Видел. Только в руках не держал.

– Это как же?

– Десять раз тебе повторять?

– А тебе не убавится. Всё равно лежим.

– Корона в тайнике была. И сейчас там хранится.

– Что за тайник?

– А мешок каменный.

– Это что же?

– Увидишь скоро, если не знаешь.

– А ты расскажи.

– Скелет там в камне замурован. И решётка его держит. На черепе корона.

– Это кто же? Сама Мнишек?

– Мнишек в столице умерла. Её, когда поймали, к царю в Москву в клетке привезли вместе с любовником. Любовнику башку напрочь, дитё Марины малолетнее тоже при народе казнили, чтобы бунтов новых не затевал, а Мнишек – в темницу. Там она и задохлась.

– А корона как же?

– Лавр рассказывал, что, когда в кремле у нас Мнишек с любовником своим пряталась, казак тот, ейный ухажёр, ещё одну бабу завёл, молодую да краше. Эта молодуха втайне, милуясь с казаком, корону ту любила примерять, а Мнишек их застукала. Вот и запрятала свою соперницу в каменный мешок под землю, чтоб неповадно было, и корону ей на голову надела.

– Не пожалела, значит?

– В гневе, видать, была. Баба крутая, недаром на двух Дмитриях венчалась. И обоих пережила.

– А вот любовник её подвёл!

– Это как водится…

– Сказки всё это.

– Лавру дед рассказывал, а ему другой дед. А тому… А тому – сам стрелец, который любовника того пленил вместе с Мнишек, когда они из кремля бежали по речке. Ему же пергамент тот достался, где начертан тайник был.