Так что раз в несколько месяцев Руэдейрхи имел обыкновение обязывать некоторых людей являться на такие приемы, и Кристиан в этом списке всегда значился на первом месте. Получалось, что теперь желание позабавиться над его постепенно исчезающей мрачностью перевесило в правителе Градерона чувство долга и ответственности перед городом. Впрочем, совесть его, Кристиан знал, не мучила. Руэдейрхи часто ставил собственные прихоти превыше долга. Он говорил, что это – привилегия правителя, и что если он не будет ей пользоваться, то он уже не правитель, а раб.

Хотя, возможно, у него и не было никаких садистских намерений. Быть может, любовался он не мрачностью Кристиана, а улыбкой Сату Рейты – та в обществе Кристиана, да еще и на людях, просто сияла. В конце концов, Руэдейрхи имел непосредственное отношение к этой радости и, можно сказать, созерцал творение рук своих.

– Зато тебе не придется идти в горы, – ободрил Арес.

– К счастью, тебе тоже, – кивнул Кристиан. – Будь осторожен.

Они вышли из замка, простились и разошлись в разные стороны.

Проснувшись, Балиан оглядел свою комнату ленивым взглядом. Все было как раньше, и пауков, которых некогда подкармливал Юан, к счастью, не наблюдалось – здесь тщательно прибрали. Но, несмотря на все удобства и родную обстановку, чувствовалась какая-то пустота. Балиан понимал, что это из-за отсутствия Кристиана. В конце концов, и в Дилане было совсем неплохо, если они были втроем.

Раздраженный собственной мрачностью, он встал, оделся и вдруг увидел на подоконнике лист бумаги. Балиан спешно пробежал его глазами и, смяв, бросил через плечо. Настроение упало еще на один градус. Послание было от Юана. Он сообщал, что его в срочном порядке вызвали на задание, и вернется он только вечером. Балиан даже обиделся на брата. Не мог его разбудить и взять с собой! Ведь ему тут теперь совершенно нечем заняться. Раньше он бы нашел ничего не подозревающую жертву, вывел ее из себя и вступил в бой. Или просто попросил кого-нибудь устроить тренировку. Но все друзья и знакомые выросли, наверняка многие сменили образ жизни и погружены в свои дела, о которых он, Балиан, не имел ни малейшего понятия. Да и не хотелось встречаться с противником, в несколько раз превзошедшим его по силе. Даже если он победит – что бы ни случилось, Балиан не мог сомневаться в себе, – битва все равно выйдет неважной. Слишком много горьких эмоций… Впрочем, выбора особо не было. Сидеть в четырех стенах Балиану не хотелось.

Он повязал пояс, взял меч и отправился на улицу. Уже перевалило за полдень. Многие проводили время снаружи – говорили, читали, тренировались, – и Балиан тут же оказался под множеством пристальных взоров. Ему это совсем не понравилось. Раньше его провожали восторженными глазами, а теперь создавалось впечатление, что они вдруг увидели привидение. Настороженность, любопытство, подозрение, страх… Все это читалось в их взглядах, но вместе с тем было ясно – люди не ненавидели его, и по-прежнему на их лицах застывало уважение, но смешанное с ужасом, будто он был известным тираном. И при этом все старательно пытались сделать вид, что не обращают на него внимания.

Раньше Балиан бы непременно накричал на них, однако сейчас он был настолько расстроен, что не захотел ни с кем связываться. Он вдруг почувствовал себя мертвецом среди живых. А ведь все могло быть по-другому, – подумалось ему в сотый раз. Он мог стоять здесь с Розеттой и проводить с ней время, ни о чем больше не думая, игнорируя дружелюбные насмешки братьев…

Но этого не будет. Розетты больше нет. Кристиана тоже нет. Пусть он жив, но здесь его нет. И, быть может, никогда не будет.

Такие мрачные пессимистичные мысли были необычны для Балиана, он и сам это сознавал, но не мог ничего с этим поделать. После пробуждения от десятилетнего сна он оказался совершенно выбит из колеи. Кристиан и Юан были свято уверены в том, что их брат сильный и со всем справится, но сам Балиан уже начинал в этом сомневаться. Легкое дело, когда стоишь совершенно один среди толпы, стреляющей в тебя испуганными взглядами. Балиан готов был поклясться, что половина жаждет броситься к нему с расспросами, но ни за что этого не сделает. Боится.

Балиан презрительно фыркнул и, круто повернувшись, направился назад, за башню. К счастью, там ничего не изменилось – небольшая площадка пустовала, вокруг никого не было.

Балиан посмотрел на свою обледеневшую руку. Лед продвинулся немного дальше – всего на пару миллиметров, но он это заметил и невольно подумал, распространится ли проклятие дальше, если он лишится руки.

Стиснув зубы, Балиан приказал себе не думать вообще, раз уж в голову лезут только ужасные по своей сути мысли. Он перекинул меч в левую руку и сделал несколько выпадов. Было немного непривычно, и явное несовершенство даже порадовало Балиана. Теперь он знал, чем заняться.

Лейан кое-как очнулась от дремы, которая застала ее за письменным столом и, укорив себя за безделье, пробежала взглядом несколько исписанных листков. Еще несколько строк – и работа на сегодня готова. На этот раз справиться с переводами было нелегко: все мысли девушки были заняты Балианом. Сложно было усидеть на месте, зная, что он где-то поблизости. Лейан побаивалась получить от него новую порцию грубости, но все равно ей очень хотелось отыскать его и хотя бы издали понаблюдать за ним, убедиться, что это не сон. Впрочем, наверное, и это тоже его разозлило бы. Несколько часов назад она увидела в окно, как Балиан вышел из башни, но, встретив любопытствующие взгляды людей, в явном раздражении куда-то ушел. Лейан надеялась, что он не покинет Эндерглид снова. Она понимала, как привязаны братья друг к другу, и боялась, что Юан и Балиан, не сумев добиться права возвращения для Кристиана, уйдут в Градерон или в Дилан.

Лейан подумала, что нужно дать понять это Гволкхмэю, чтобы не случилось беды. Помимо личных чувств, девушка понимала – нельзя отпускать Розенгельдов из Эндерглида. Ведь они были единственными, кто ощущал Врата Рассвета, и только они могли восстановить нарушенную связь с Диланом, как это однажды уже случилось.

Решив не терять времени даром, Лейан сгребла исписанные листы и отправилась в Главную башню. В тронном зале с ненавистной всем жителям Эндерглида высоченной лестницей полным ходом шло какое-то разбирательство: крики Гволкхмэя были слышны даже снаружи. Когда Лейан открыла двери (для нее вход всегда был свободным), она увидела, что у подножия лестницы стоят три воина, и среди них Юан. Увидев Лейан, он подмигнул ей, потом развел руками и едва заметно вздохнул – мол, поболтал бы, но ничего не поделаешь, придется делать вид, что слушаешь.

– И чтобы больше такого не было! – надрывался Гволкхмэй. – Совсем с катушек слетели! Вы что им внушили? Что Этериол – прогулочная площадка?

– Что скажешь в свое оправдание, Юан? – спросил Тристан.

– Что не понимаю, что я здесь делаю, – пожал плечами Юан. – Я уже неделю, как не у дел, а сегодня вообще занимался оружием.

– А сразу сказать нельзя было? – взвился Гволкхмэй. – Трачу тут на тебя время! Иди занимайся дальше, и быстро! Все должно быть готово сегодня же!