Конструкторы были в панике, но, видя непреклонность своего оппонента, Яковлев, в то время заместитель наркома авиапромышленности, вышел на Сталина. Вызванный для объяснений Филин твердо и аргументированно обосновал свою точку зрения и Сталину. Казалось, его державный собеседник логику доказательств воспринял вполне адекватно. Все же Александр Иванович прекрасно знал не только летное дело – был великолепным и знаменитым в стране летчиком (шестью годами раньше это он вместе с М. М. Громовым установил рекорд дальности полета по ломаной линии), но и выделялся как один из наиболее опытных и высокообразованных авиационных инженеров. Сталин не мог не почувствовать в нем незаурядную личность, человека, мыслящего государственными категориями. Хотя все это для вождя не имело ни малейшего значения. Видимо, ему не очень импонировал твердый характер этого спокойно-уверенного в себе человека.

Дебаты были недолги. 21 мая 1941 года Филин был арестован. На заседании Политбюро 27 мая было записано: «Бывший начальник НИИ ВВС Филин тормозил создание и внедрение новых самолетов. Предъявлял к ним ряд дополнительных требований, чем утяжелял самолеты, после чего они сильно отличались от первоначального образца».

После такого урока боевая техника авиапрома, неся в себе родовые пороки, потекла в строевые полки веселее.

Филин же, пройдя истязания в энкавэдэшных застенках, 13 февраля 1942 года судом знаменитой тройки за «покушение на власть» был приговорен к смертной казни и 23 февраля, не признав своей вины, расстрелян.

Но шла воздушная битва, и уже стало ясно – Александр Иванович во всем был прав. Пришлось дорабатывать самолеты прямо в ходе войны. А после ее окончания Сталин посадил в тюрьму командующего ВВС Красной Армии Александра Александровича Новикова и наркома авиапромышленности Алексея Ивановича Шахурина, обвиненных в… принятии на вооружение недоработанной и недоиспытанной авиатехники.

Вспоминается история: весной 1943 года в воздухе стали «раздеваться» истребители Яковлева: на больших скоростях и перегрузках в ходе воздушного боя с крыльев срывалась обшивка. Разбивались самолеты, погибали летчики.

Разгневанный Сталин вызвал к себе П. В. Дементьева – заместителя народного комиссара авиационной промышленности, отвечавшего за серийное производство. Момент был грозный. Петр Васильевич не знал – доведется ли ему вернуться в свой наркомат. Но он сумел убедить Сталина, что через неделю все уцелевшие истребители будут отремонтированы.

Сталин, вероятно, удивился такому несуразно малому сроку, однако другого выхода из трудного положения не предвиделось, и он отпустил Дементьева.

Но, уже выйдя в приемную, Петр Васильевич вдруг увидел, как прямо на него надвигается Берия.

Дементьев и тут не растерялся: он резко вернулся к двери, из которой только что вышел, и распахнул ее.

– Ну, что там у вас еще? – спросил его хозяин кабинета.

– Там товарищ Берия, – упавшим тоном проговорил замнаркома.

– Лаврентий, перестань шутить, – громко остановил своего подручного Сталин.

Позже друзья спрашивали Дементьева: «Как же вы могли назвать Сталину такой авантюрный срок?» На что Петр Васильевич отвечал: «Для меня в тот момент важным было выйти из кабинета, а что и как делать – над этим я потом поразмыслил».

Конечно, такой объем работы занял не неделю, но и темпы ввода в строй истребителей были запредельны. Дементьев сколотил десяток высококвалифицированных бригад – с материалами, с инструментом – и самолетами доставил их на фронтовые аэродромы. Работа шла днем и ночью, но все дефектные самолеты были введены в строй.

Когда вместе с Новиковым и Шахуриным Сталин отправил под арест и их соратников, обвиненных в тех же грехах, Дементьева, по ведомству которого больше всего и числилось всякого рода отказов техники и летные происшествия, Сталин не тронул – видно, ценил в нем высокий дар организатора дела. А за месяц до своей кончины назначил его министром авиационной промышленности. Замом после своей отсидки пришел к нему Шахурин.

Спустя много лет, уже в 70-х, Шахурин навестил стареющего Молотова. Присутствовавший при их встрече Феликс Чуев спросил Алексея Ивановича:

– За что вас посадили?

На что тот кивнул в сторону Молотова:

– Спросите у него. Он лучше знает.

Молотов с ответом не задержался:

– Скажите спасибо, что мало дали.

Шахурин опешил, но через минуту произнес:

– А ведь он прав. Могли и расстрелять.

Что ж это за чудовища сидели у нас во власти?

Нашли свое место в Великой Отечественной войне и герои трансполярных перелетов.

Когда Москва подверглась первой бомбардировке с воздуха, Михаил Михайлович Громов, в то время начальник Летно-исследовательского института, обстоятельно оценил обстановку и решил, что в это трудное для Родины время место летчиков-испытателей в бою с врагом. На ситуацию мгновенно отреагировал Андрей Борисович Юмашев. Он в течение суток сколотил из летчиков-испытателей ночную истребительную эскадрилью и, став ее командиром, вместе с ней заступил на боевое дежурство. В ночных воздушных боях на подступах к Москве эскадрилья сумела сбить несколько фашистских бомбардировщиков и преградить путь к столице многим другим. Вскоре от института были выделены новые боевые подразделения.

Но тут Громов неожиданно был вызван к Сталину и получил другую задачу: подобрать толковую группу летно-технического состава, отправиться с нею в Америку и добиться от департамента США передачи Советскому Союзу на условиях лендлиза группировки четырехмоторных стратегических бомбардировщиков Б-17 «Летающая крепость» для вооружения нескольких авиационных полков дальнебомбардировочной авиации.

В группу Громова, состоявшую из 18 человек, вошли Юмашев и Байдуков. Путь в Штаты, по рекомендации Генштаба, предстоял долгий и сложный – с опасностями и «перекладными». Но Громов поступил по-своему.

На двух самолетах полярной авиации, пройдя от Москвы до Архангельска, а далее – вдоль Северного морского пути, через Аляску и Канаду экспедиция Громова всего за четверо суток добралась до Сиэтла, где строились те самые «Боинги-17».

Этот скоростной рейд был похож на марш-бросок: менялись пилоты (подключались Юмашев и Байдуков), пересаживались штурманы, а самолеты сквозь непогоду и шальные ветры все летели и летели, временами останавливаясь в пути для дозаправки и короткого отдыха. Ну как могло быть иначе, если перелетом руководил Громов?! Вероятно, вспомнились ему 20-е годы, когда он, ошеломив мир, дважды вихрем промчался по столицам Европы.

В Сиэтле произошла первая встреча с полномочными представителями ВВС США.

Там знали, что творится на советско-германском фронте, но Б-17 русским – ни в какую. Даже президент Рузвельт, пытавшийся во время приема Громова, Юмашева и Байдукова убедить военное министерство уступить Б-17, пробить эту твердь не сумел. Там, мол, – отбивалось генеральство – смонтирован новый секретнейший бомбоприцел «Норден». Хотя к тому времени – это знали и в Вашингтоне – его уже давно украли немцы.